— Конечно-конечно, тут очень удобно, спасибо, — вежливо отвечает Черный.
Мы с мамой и папой спим в одной комнате на третьем этаже маленького домика, где раньше жил священник: они — на огромной кровати, я — на полу, на матрасе. В ночи сверкают молнии. Льет как из ведра. Вот и хорошо, может быть, после грозы станет не так жарко. Я люблю, когда гремит гром. С упоением считаю время, которое проходит от вспышки молнии до удара грома: так можно узнать, надвигается гроза или проходит.
Мама с папой, наверное, уже заснули, а мне никак не угомониться. Невиданное событие этого дня выбило меня из колеи. Мне кажется, что между двумя ударами грома я что-то слышу. Голос Черного. О чем он говорит, непонятно, доносятся только обрывки фраз. Ясно одно: он говорит с кем-то. Я встаю посмотреть, иду на цыпочках, чтобы не разбудить маму и папу. Подхожу к лестнице, ведущей вниз, вглядываюсь в темноту. Голоса всплывают из тьмы, будто дохлые жабы из затона. Сейчас они звучат отчетливее, но понять все равно ничего нельзя. Кроме старика, говорят мужчина и женщина. Вполголоса: наверное, не хотят беспокоить. Потом вдруг умолкают. Кто знает, что это за люди, думаю я. И возвращаюсь в постель.
На этот раз засыпаю. Но прежде чем погрузиться в глубокий сон, просыпаюсь от какого-то звука. Кто-то плачет. Я приподнимаюсь, оглядываюсь. Дождь перестал, в доме священника тихо. Но мне не почудилось, я в самом деле слышала что-то. Плач доносится снова. Я была права. Кто-то рыдает там, внизу. Я хочу разбудить папу, протягиваю руку, но нащупываю пустую подушку. Поднимаюсь, вижу, что в огромной кровати никого нет. Они встали? Куда же они пошли без меня? Я направляюсь к лестнице, туда, откуда доносятся сдавленные рыдания. Голос вроде бы не похож на мамин или папин. Что происходит? Прежде чем пойти проверить, зажигаю свечу, которая стоит на тумбочке. Медленно спускаюсь по ступенькам, сердце гулко стучит в груди. Но я еще не уверена, следует ли бояться.
Спустившись, отмечаю, что плач звучит где-то впереди. Продвигаюсь, повыше подняв свечу. Янтарный свет озаряет старика Черного. Он сидит на соломенном стуле, сгорбившись, опершись на палку обеими руками. Рыдания раздирают ему грудь, из слепых глаз градом катятся слезы.
— Что с тобой? — спрашиваю я. — Почему ты плачешь?
Похоже, он только сейчас заметил мое присутствие, потому что перестал плакать и устремил свой погасший взгляд в моем направлении.
— Ах, малышка… Ты не представляешь, какое случилось несчастье.
— Тебя кто-нибудь обидел?
Черный хлюпает носом.
— Не меня, — отвечает он.
Я сразу думаю о родителях, меня охватывает страх.
— Где мама и папа? Почему их нет? Куда они ушли?
Вместо ответа старик достает из кармана платок и шумно сморкается. Почему он ничего не говорит мне? Зачем тянет время?
— Мои детки догнали меня раньше, чем я предполагал.
Я ищу их взглядом. Но никого не вижу.
— Где они? — спрашиваю у старика.
— Прямо позади тебя, — отвечает Черный.
Я знаю, что должна поскорей обернуться, но не могу. Поворачиваюсь медленно, от тьмы за моей спиной становится щекотно в горле. Стою неподвижно со свечой в руке перед стеною мрака, пытаясь что-нибудь разглядеть — движение, форму. Слышу шаги. Потом вижу, как они появляются. Две человеческие фигуры. Одна повыше, другая пониже.
Парень высоченный, сухопарый. Гладкие, прямые волосы падают ему на плечи. Массивный лоб, глубоко сидящие глаза.