Какая-то жестокая игра в загадки: едва психолог делал попытку разгадать одну, как обнаруживал, что в самой разгадке кроется другая, в которой еще больше тайных смыслов.
— Не нравится мне это дело, — проговорила Сильвия.
— Может быть, Ханна Холл просто пытается сказать мне что-то, чего я не в состоянии понять, и это моя вина?
Сильвия резко вскочила с дивана, уронив книжку сказок на пол.
— Почему ты выгораживаешь ее? Неужели не можешь принять тот факт, что она тобой манипулирует?
Жена была в бешенстве, и Джербер не мог ее за это упрекнуть.
— Ты задаешься вопросом, не придумала ли она эпизод с колокольчиком, но не хочешь предположить, что вся ее история может быть враньем. Это нелепо.
— Ее воспоминания слишком яркие и живые, чтобы быть плодом воображения, — возразил он. — Боже правый: я видел, как она чуть не задохнулась, когда поверила, что лежит в сундуке, засыпанном землей.
Джербер поймал себя на том, что слишком повысил голос, и, поскольку Марко уже спал, умолк на мгновение, опасаясь, что разбудил его. Но из комнаты сына не доносился плач, все было тихо.
— Послушай, — сказал Пьетро, придвигаясь к жене. — Если она обманщица, мы это скоро узнаем: женщина-психолог, наблюдавшая ее в Австралии, наняла частного детектива, чтобы тот собрал о ней информацию.
Это напомнило ему, что Тереза Уолкер обещала также прислать по электронной почте аудиозапись ее первого и единственного сеанса с Ханной, но до сих пор не сделала этого.
— И еще одно, — добавил он серьезно. — Вначале я думал, что история о ребенке, которого она убила, когда была маленькой, — ложное воспоминание, созданное нестойкой, больной психикой женщины, которой отчаянно не хватает внимания… Теперь я уверен, что Ханна Холл сказала правду.
Сильвия вроде бы несколько успокоилась.
— Если она, по-твоему, не лжет, как ты объясняешь произошедшее?
— Помнишь дело матери, которую в пятидесятые годы осудили за убийство собственного ребенка?
— Да, на экзамене по криминологии в университете был такой вопрос.
— Может быть, помнишь также мою концепцию относительно данного случая?
— Ты полагал, что старший сын убил брата, а мать взяла вину на себя, чтобы его спасти.
Что лучше: считаться матерью-убийцей или матерью убийцы? Пьетро Джербер, задавая себе этот вопрос, воображал, какие сомнения мучили ту женщину.
— Что ты этим хочешь сказать?