Последние четверть часа психолог излагал по-английски странный рассказ Ханны Холл о ее детстве.
— Было что-то, что вас особенно поразило, доктор Джербер?
— Пару раз Ханна намекнула на пожар, — вспомнил он, перекладывая мобильник к другому уху. — Во время сеанса она именно упомянула «ночь, когда случился пожар».
— Я об этом ничего не знаю, — сказала коллега. — Мне она не говорила.
— Странно, а мне заявила, что ищет ответы в гипнозе именно из-за этого повторяющегося сна.
— Сон может быть связан с каким-то событием из прошлого, чем-то, что наложило на нее отпечаток.
Джербер как раз и думал о некоей цезуре, паузе между
— Женщина говорит о детстве как о блоке, отъединенном от ее последующего существования… Кроме того, с Ханной Холл она отождествляет себя только с десятилетнего возраста. Будто бы женщина и девочка — не один и тот же человек, а две разных личности.
— Наверное, пока вы углубляетесь в ее прошлое там, в Тоскане, я могла бы что-то выяснить о ее австралийском настоящем, — предложила Тереза Уолкер, не дожидаясь его просьбы.
— Отличная мысль, — согласился Пьетро.
В самом деле, они ничего не знали о пациентке, кроме того, что она содержала себя, время от времени делая переводы.
— Я знаю одного частного детектива, — заверила Уолкер. — Попрошу его провести небольшое расследование.
— Надо попробовать связаться с настоящими родителями женщины, — заявил Джербер. — Если они еще живы, разумеется.
— Полагаю, нелегко будет выйти на них через двадцать лет.
— Да, вы правы.
Кто знает, что с ними сталось? Джербер вспомнил об их решении вести одинокое существование в отдаленных местах, об их постоянных передвижениях, о жизни, полной превратностей.
— Они выбирали точку на карте и шли туда, держась, однако, поодаль от «черных линий и красных кружков».
— От автострад и населенных пунктов, — перевела коллега. — Почему?