Она пожала плечами.

– Ради надежды? Надежда – великая сила. Настоящего волшебства здесь, конечно, нет, но если ты знаешь, чего хотел бы больше всего на свете, и хранишь в себе надежду как огонек, она может осуществиться. Это почти как волшебство.

– А на что надеешься ты?

– Рассказывать нельзя. Давай загадывай вместе со мной.

Мадригал протянула косточку.

Она повесила косточку на шею на шнурке отчасти из детского каприза, отчасти из дерзости. В четырнадцать лет, прослужив у Бримстоуна два года, она уже начала проходить боевую подготовку и чувствовала в себе силу. В один прекрасный день, когда Твига вынимал из форм очередную партию лакнау, она принялась его уламывать дать ей одну монету.

Тогда Бримстоун еще не поведал ей жестокую правду о магии и расплате болью, и исполнение желаний она считала забавой. Твига отказал – он всегда ей отказывал, если только дело не касалось скаппи, которые требуют лишь малую толику боли, – и она, раскапризничавшись, забилась в угол. Теперь она даже не могла вспомнить, что за фантазия так много значила для нее, четырнадцатилетней, зато прекрасно помнила, как Исса достала из остатков ужина – тетерева под соусом – косточку и пыталась ее успокоить человеческой забавой.

Исса знала множество историй о людях, именно благодаря ей Мадригал увлеклась этим народом и их миром. Назло Бримстоуну она взяла косточку и устроила целый спектакль по загадыванию желания.

– И все? – произнес Бримстоун, услышав, какой пустяк стал причиной ее раздражения. – На это желание ты потратила бы монету?

Мадригал и Исса уже чуть было не сломали косточку, но остановились.

– Ты неглупая, Мадригал, – сказал Бримстоун. – Если ты чего-нибудь хочешь, добивайся. В надежде есть своя сила. Не растрачивай ее по мелочам.

– Отлично, – ответила она, зажав косточку в кулаке. – Буду хранить ее, пока моя надежда не оправдает твоих высоких ожиданий.

Она повесила вещицу на шнурок. Несколько недель подряд она демонстративно оглашала нелепые желания и притворялась, что раздумывает над ними.

– Хочу пробовать на вкус свои пятки, как бабочка.

– Хочу, чтобы мыши-скорпионы разговаривали. Сдается мне, они знают самые интересные сплетни.

– Хочу синие волосы.

Однако она так и не разломила косточку. То, что начиналось как детский протест, переросло в нечто большее. За неделями шли недели, и чем дольше она не разламывала ее, тем, казалось, достойней должно быть желание – скорее даже надежда.

В роще Скорби это, наконец, случилось.

Она мысленно сформулировала желание, посмотрела в глаза Акиве и потянула. Косточка разломилась ровно посередине, и кусочки, когда их приложили друг к кругу, оказались совершенно одинаковой длины.

– Ой. Не знаю, что это значит. Наверное, оба наши желания исполнятся.