— Отец, — испуганно проблеяла я, — а тебя как зовут, не святым ли Павлом случайно?
Старик хитро усмехнулся:
— Ну, святой, не святой — об том не нам с тобой судить, дочка. А родители и впрямь Павлушей кликали…
Я невольно отшатнулась назад:
— Отец, а не ты ли мертвых людей через Огненную пропасть переводишь, которая отделяет Рай и Ад от нашего мира?
— Эко ты, дочка, умно завернула! — неожиданно басовито рассмеялся старик. — Чистилищем ту пропасть называют. Бывает, кого и переведу, а случается, — тут он выразительно похлопал по веслу, — и перевезу.
Я потрясенно сглотнула, не смея вымолвить более ни слова, и окончательно убедившись, что за мной пожаловал сам Великий поводырь умерших душ.
— Ну, решайся же, дочка! — Павел приглашающе протянул раскрытую ладонь, предлагая мне подняться на борт утлого суденышка. — Ночь близится, да и непогода не на шутку разыгралась. Если уж отплывать, то только сейчас, а то глядишь — через несколько минут уже поздно станет. Решайся!
— А Господь мне поможет? — выразила надежду я.
— Хм, — откровенно засомневался Павел, — а не пора ли взрослой да самостоятельной стать? Самой решать — зачем жить и ради чего умирать стоит? На Бога надейся, а сам не плошай.
— Ой, если я с вами поплыву, то, значит, я умру? — робко спросила я, одну ногу несмело занеся на нос гондолы, но другой — продолжая прочно стоять на причале.
Павел сердито всплеснул руками.
— Бог с тобой, дочка! И как это только у тебя язык подобное сказать повернулся? Я ни в Рай, ни Ад никого насильно не заманиваю.
— А как же тогда? — недогадливо вопросила я, все еще колеблясь.
— А вот так! — посерьезнел лодочник. — Это уж как каждому из нас на роду написано. Одним — и на земле Рай, а другие и в Аду достойными людьми остаются. Это уж как ты повернешь, так оно и сложится.
— А потом я смогу вернуться к прежней жизни? — с надеждой спросила я, пристально заглядывая в блеклые глаза собеседника и стараясь почитать в них желанный ответ.
Но Павел торопливо отвернул голову.
— Э, нет, дочка, — печально промолвил он. — Это тебе не детские шалости. Ты сама понимать должна — коли принято решение, то обратного пути уже нет.
— Не жизнь и не смерть? — содрогнулась я.
Старик неопределенно пожал плечами: