В городах о еврейских детях напоминают разве что мемориальные доски, имеющие примерно одинаковый текст и отличающиеся только последней фразой: сколько именно их забрали на смерть из этой школы. Младенцев запросто избивали по всему Парижу.
До свидания, дети́
От маленьких детей, когда их убивают, ничего не остается. Мы помним Януша Корчака, не бросившего своих воспитанников по пути на смерть, но имен этих воспитанников уже не знаем. Дети эти ничего еще не сделали, они не проложили никакого следа в жизни – не написали книг, не сочинили музыку, даже не завели друзей. Их некому вспомнить, родители погибли тоже. Их забирали начиная с двух лет и увозили туда, где не выживали и взрослые. Тех, кому было меньше двух, и возить никуда не надо было.
Теперь о том, что они вообще существовали, говорит очень немногое. В основном бухгалтерские книги на французском и немецком, в которых записаны имена детей, возраст, место, откуда они были взяты, и место, куда их доставили – Аушвиц в Польше, он же Освенцим.
Депортация детей проводилась с момента захвата Франции. Немцы были очень последовательны. Сначала они лишили родителей работы, но оставили детей в школах – чтобы ясно было, куда за ними приходить. С шести лет они должны были носить желтую звезду на одежде. Детям-евреям запрещалось посещать парки, заходить в музеи, играть на детских площадках. Вот фото – веселые мальчишки носятся за загородкой с надписью «Евреям вход воспрещен». Вот книжка с картинками про то, как омерзительны еврейские школьники. Вот регистрация родителей, вставших на учет вместе с сыном и крошечной дочкой.
Вопреки тому, что мы думали раньше, в депортации действовали законы. Например, не трогали – по крайней мере, сначала – детей, имевших «французскую национальность». Против этого возражали французские союзники из администрации Виши. Так что нередки были случаи, когда ребенку в шесть лет выпадала удача остаться одному на свете. Он был француз – и его не везли на смерть в товарном вагоне. А его мать и отца, его сестер и братьев – везли, потому что у них были другие документы, потому что они были поляками, русскими, венграми – с еврейской кровью, конечно.
Не увозили в Аушвиц жен и детей солдат французской армии, оказавшихся в лагерях военнопленных, – немцы делали вид, что Женевская конвенция для них что-то значит. Брали, таким образом, постепенно и методично: сначала всех из лагерей интернированных, потом всех иммигрантов, всех живших во Франции иностранцев. Потом всех еврейских родственников маленьких французов, и наконец, когда игра с Виши закончилось, всех тех, кого не затронули первые облавы.
Детей, оставшихся без родителей, собирали благотворительные организации – до тех пор, пока немцы им это позволяли делать. Потом благотворительность запретили, и все дела передали специально созданному Союзу израилитов Франции
Их путь лежал на север, в пересыльный лагерь Дранси. Его открыли в построенном перед войной для рабочих по всем корбюзианским архитектурным законам городке Ла-Мюэт. Дома были реквизированы и превращены в концлагерь. Вот вам случай, когда новая архитектура мгновенно превратилась из «гуманистической» в свою противоположность. Взгляните на фотографии людей, стоящих за колючей проволокой на фоне красивых и очень современных пятиэтажек. Представьте себе обнесенные колючей проволокой Кузьминки или Черемушки, как просто было бы это сделать!
Дранси называли «приемной смерти», ведь смерть еще и заставляла себя ждать в приемной. Многие французы спасали детей. Считается, что около 10 000 спрятали друзья, соседи или вовсе незнакомые люди. Были созданы целые подпольные дороги, которые вели сначала в Вишистскую Францию, где заправляли итальянцы, а потом и в Швейцарию. Но это не было воскресной прогулкой.
Швейцарская граница стала могилой для многих, дети должны были переходить ее сами, взрослых не принимали. Наступал момент, когда родители должны были отдать ребенка в неизвестные руки безо всякой надежды когда-нибудь увидеть вновь. А дети не могли понять, за что их бросают в такие жуткие времена и чем они заслужили то, что с ними не хотят больше жить. Не все и не сразу можно объяснить ребенку.
Уже умерли те, кто тогда убивал. Кто-то на виселице. Кто-то в тюрьме, перед этим побегав по миру, как Клаус Барби, глава лионского гестапо. Кто-то от старости на достойной государственной службе, как начальник лагеря в Дранси Алоиз Бруннер, который прятался в Сирии у прежнего президента Асада, сотрудничал с сирийской разведкой и в интервью американским журналистам говорил, что ему не о чем сожалеть.
Рене Боске – тогдашний шеф французской полиции – не был судим, как и никто из участников «Вель д’Ив». Его застрелил в 1993 некто Кристиан Дидье, которого в качестве адвоката защищал в суде Арно Монтебур, которого я застал министром в правительстве. Если задуматься, все это к нам совсем близко.
История коллаборационизма во Франции – до сих пор болезненная и постыдная тема. За фильм «Лакомб Люсьен» о французском мальчике-гестаповце Луи Маля едва не линчевали, он уехал тогда в Америку. Вернувшись, он снял душераздирающий фильм «До свидания, дети» – про еврейских мальчиков, которых прячут в католическом интернате и которых тоже выдает молодой француз.
16 июля 1995 года президент Жак Ширак признал ответственность Франции за депортации евреев, но и сейчас половина французов не знает или не хочет знать о том, о том, что же такое происходило в день «Вель д’Ив».
Так что Париж, конечно, прекрасен, но в нем еще жив ужас тех времен, когда государство начало убивать детей. И надо понимать, что это может произойти в любой стране и в любой момент. Франция нам не указ.
Мы воевали с Гитлером, но любой москвич может посмотреть на сайте «Расстрелы в Москве», кого и когда забрали на смерть из его нынешней квартиры. У моего товарища стоял дома старинный фанерный шкаф, унаследованный от прежних жильцов, и там внутри на двери карандашом был отмечен по шнурку рост ребенка и годы. Пять лет неизвестному мальчику исполнилось в 1936-м. После 1937 года измерений не проводилось.
Огненный любовник
На тихой улице возле парка Бютт-Шомон 12 апреля 1869 года родился человек, которым потом пугали женщин и детей. Бородатый Анри Дезире Ландрю, убивавший женщин вместо того, чтобы на них жениться.
В нынешнем аду мокрушник Франции считается, наверное, среди последних. Туда с тех пор поступило множество отборных экземпляров, для которых одиннадцать доказанных убийств – слишком уж по-детски. Но для начала века дело Ландрю стало чем-то из ряда вон выходящим, таким же, как в XV веке выглядела сказочная история барона Жиля де Реца, Синей Бороды, красавца и чудовища в одном лице.