Книги

Дилеммы XXI века

22
18
20
22
24
26
28
30

Фримен Дайсон, мудрый человек, и его сотрудники пришли к выводу, что требуется минимум триста генов, чтобы создать наименьшую частичку жизни. Есть простейшие организмы, а именно вирусы, но трудно их назвать живыми, поскольку они не имеют никакого обмена веществ. Такой вирус под электронным микроскопом выглядит как столик на трёх ногах, имеет белковую оболочку и своей головой проникает внутрь бактерии. Его энзиматический комплекс как бы переставляет стрелки внутреннего обмена веществ бактерии таким образом, что она начинает производить только потомство вирусов, после чего лопается и сотни вирусов вылетают наружу. Первоначально считали, что если этот вирус неживой, то движется он согласно закону броуновского движения, как обычный порошок, всыпанный в воду. Однако нет – оказывается, что бактерия образует в ходе своего обмена веществ выделения таким образом, что вокруг неё возникает нечто вроде поля со слабеющим напряжением. Вирус же устроен так, что это поле распознаёт и направляется к бактерии, однако начинает действовать только внутри неё. Вирусы не предшествовали возникновению простейшей клеточной жизни, потому что не могли бы ни на ком паразитировать.

Значительное различие взглядов касается того, в какой мере можно назвать случайной целую серию ударов, нанесённых нам из Космоса. Двести пятьдесят миллионов лет назад совершился геноцид столь смертоносный, что в результате его погибло 90 % всех существующих тогда живых организмов. Жизнь, однако, оказалась непобеждённой, воссоздалось её огромное разнообразие, чтобы, в свою очередь, шестьдесят миллионов лет назад, что мы хорошо знаем благодаря режиссёру Спилбергу и его «Парку юрского периода», началось вымирание динозавров. Сегодня уже принимается как аксиома, что некоторые виды динозавров, прежде чем стали летать, были покрыты покровом из перьев, а сегодняшние их потомки – это птицы. Это, впрочем, отступление от темы.

Уорд и Браунли как бы переформулировали известную формулу Дрейка, которая должна была определить математический потенциал вероятности возникновения разумной жизни; они подчёркивают, что существует чрезвычайное множество преград, стоящих на пути к возникновению существ с высшей организацией.

Вторая из отмеченных в «American Scientist» книг (Ирис Фрай, «The Emergence of Life on Earth: A History and Scientific Overview»[45]) исследует прежде всего биологическую сторону эволюции. Сегодня мы уже не смотрим на эволюцию как на последовательный процесс – может с немного извилистой траекторией – от наиболее простого к наиболее сложному, как, например, наш мозг. Мы считаем, скорее, что она совершалась путём капризных и изменчивых поворотов. Спорят об этом так называемые сальтационисты с пунктуалистами. Углубляться в эту проблему подробнее нет смысла: короче говоря, речь идёт о том, происходят ли изменения скачкообразно или же путём мелких, пунктуалистически накапливающихся шажков.

Жестокое условие эволюции можно изобразить очередной метафорой: представим себе, что кто-то должен во время езды переделать дрезину в локомотив и при этом ему нельзя нигде останавливаться и необходимые операции он обязан выполнять в движении. Все промежуточные формы должны быть также способны к движению, потому что иначе эволюционный процесс будет прерван. Отсюда, впрочем, многочисленные тупики эволюции, о которых говорят с различной долей энтузиазма. Всякого рода спилберги внушили нам чрезвычайную привлекательность динозавров, но можно было бы найти много других примеров.

Homo neandertalensis sapiens в течение, по меньшей мере, тридцати тысяч лет сосуществовал с Homo sapiens sapiens и абсолютно неизвестно, почему он вымер. С Homo sapiens он не скрещивался, поскольку различия между ним и нами были большие, чем между ослом и лошадью, а известно, что из скрещивания этих двух видов может появиться только бесплодный лошак. Одновременно утверждается, что неандерталец каким-то необъяснимым для нас способом уже верил в загробную жизнь, ибо снабжал могилы продуктами своей цивилизации. Таким образом, сто шестьдесят тысяч лет назад уже существовал спрос на потусторонний мир!

В течение многих веков эмергенция, то есть появление новых видов, не могла быть проблемой для дискуссии, поскольку общепринятым было убеждение о спонтанном появлении, или просто креационизм. В последнее время креационисты начали вновь поднимать голову, особенно в Соединённых Штатах, и стараются оказаться везде, где почувствуют какую-нибудь загадку. Если же человеческий опыт сумеет эти эпизоды пояснить – идут дальше. Был палеонтолог по фамилии Госсе, который утверждал, что Господь Бог, создавая землю, умышленно закопал в ней различные странные кости. Однако образ Господа Бога, который совершал бы для нас подобные проделки, лично мне кажется в высшей степени вульгарным – что, разумеется, не является ни в коей мере научным опровержением тезиса этого господина, а скорее выражает здравомыслящий взгляд.

Атмосфера Земли и её химический состав сначала очень плохо подходили для жизни такой, как наша сегодняшняя, в основном базирующейся на наличии кислорода и воды. Вода уже должна была существовать, потому что она является раствором, в котором химические молекулы могут двигаться свободнее всего и соединяться самым удивительным образом; однако кислорода не было. Как возникли цианобактерии, мы не знаем, не знаем также, каким поразительным способом возникли фотоклетки, фотосинтезирующие водоросли, которые могут непосредственно, как сказал мой мудрый Голем XIV, лучистую энергию Солнца перерабатывать в субстанцию своих тел. То, что является для нас необходимым – а именно кислород, – было для тех первейших организмов выделением. И так долго они насыщали им атмосферу, пока жизнь, оживляемая кислородом, вообще смогла возникнуть.

Жизненные процессы можно редуцировать до сложноорганизованного способа холодного сгорания; холодного потому, что происходящего рядом с температурой замерзания воды и очень далеко от ядерных пожаров звёзд. В ходе этого сгорания образуются только выделения, так называемые свободные радикалы, очень активные химически и разрушающие организм, который подвергается из-за этого необратимым изменениям. Земная жизнь движется на грани между отсутствием кислорода и его избытком; отсутствие кислорода делает невозможным существование жизни, а его избыток ускоряет конец. Поэтому те, кто считает, что в земных условиях можно дойти до преходящего бессмертия, глубоко ошибаются: это глупости, которые жаждущей сенсации общественности рассказывают доморощенные science-writers. Можно, разумеется, ремонтировать различные органы, и даже заменять сердца и почки, можно удалить ряд вызывающих болезни генов, но нельзя преобразовать всю систему капиллярных сосудов, которые оживляют наш мозг.

Появился уже некий – назовём его так – учёный, который выступил даже на страницах «Scientific American», то есть журнала, претендующего на ранг научного. Он отрезал голову обезьяне-резусу, пересадил её на туловище другого резуса, после чего резус с новой головой жил целых восемь дней. Учёный с гордостью заявил, что это великое достижение, которое доказывает, что всё можно пересадить и трансплантировать. Уже даже речь не идёт о том, что трудно было бы человеку найти другую голову, но это открывает ворота различным, довольно мясницким экспериментам. Также есть, похоже, и те, кто потихоньку приступает к клонированию людей. По трём причинам: во‑первых, потому что нельзя, во‑вторых – поскольку все против, в третьих – потому что это вызовет огромную сенсацию.

Антирациональное и антиэтическое начало, неприемлемые как для любой религии, так и относительно светского гуманизма, в нашей цивилизации могут быть реализованы, поскольку в ней правят коммерческие выгоды. А о том, что они главенствуют, в последнее время в Кракове мог убедиться каждый, кто видел – я, к счастью, только на фотографиях! – что делалось, когда открыли новый супермаркет «Tesko», в котором в общем ничего нового нет. Однако это явления, типичные для психологии масс, неприятные свидетельства, выдаваемые человеческому виду.

Суммируя, можно сказать так: земная цивилизация представляет результат процесса столь долгого, столь сложного и с таким высоким коэффициентом случайности, что вероятность его повторения ничтожна. Отсюда новая парадигма, согласно которой мы одиноки. А если мы одни, то на нас ложится увеличенная, а не уменьшенная ответственность. Мы не можем выкручиваться, говоря, что другие как-нибудь лучше устроятся. Нет никаких других – и, по меньшей мере, такая гипотеза кажется наиболее правдоподобной.

Следующие двести лет

Интересной, хотя, насколько я знаю, нетронутой областью является компаративистика фантастических произведений (SF) с текстами, претендующими на предсказание будущего. Довольно часто ход истории меняется до такой степени, что фантазии становятся реальностью, и наоборот: то, что должно было описать будущую действительность, превращается в фантазию.

Книга Германа Кана «The Next 200 Years», написанная при участии сотрудников Гудзоновского института и изданная в 1976 году, которую я недавно перелистывал, – это один из примеров литературы, вымучивающей будущее, которая, нацелившись в грядущие века, утонула в несюжетной «fantasy fiction». К счастью, во времена ПНР я не мог ознакомиться с подобной книгой, иначе только лишь количество экспертов, помогавших автору, лишило бы меня смелости взяться за «Сумму технологии» при полном отсутствии у меня круга авторитетных советников. В книге «The Next 200 Years» содержатся многочисленные вымыслы, то есть несбывшиеся прогнозы. Однако эта книга была полна прометеевского оптимизма и излучала его, что обеспечило ей всемирную популярность и покупаемость. Сейчас она воспринимается как долгий странный сон, где существует Советский Союз, догоняющий США по валовому доходу, прекрасно себя чувствует Германская Демократическая Республика, претендующая согласно Кану на принадлежность к развитым странам; в этой книге описаны многочисленные достижения в различных сферах жизни, как, например, успешная замена источающихся запасов полезных ископаемых другими материалами. Но не в этом кроется главное поражение старой футурологической школы. О сетях коммуникаций, о плагиате жизненных процессов, о клонировании, о нанотехнологии, о геномике, то есть использовании технических достижений применительно к человеческому организму, В КНИГЕ НЕТ НИ СЛОВА. Между прочим, я, имеющий слабость к анекдотам, добавлю, что автор названной книги подготовил солидное количество предвидений для Франции, но поскольку французы не торопились её приобретать, центр тяжести своих интересов он перенёс на Японию. Можно предположить, что число попаданий в обоих случаях, похоже, совсем незначительно.

Вывод, сделанный на основе ознакомления с целым рядом научных трудов, опубликованных за последнюю четверть века, может звучать, например, так: труды человечеству нужные, желаемые или, кратко говоря, полезные для общества, следует воспевать, зато всего того, что могло бы стать диссонансом в оперной гармонии будущего времени, непременно следует избегать или, по крайней мере, упоминать об этом вполголоса где-то на полях текста и вместе с тем предлагать зримые в будущем эффектные противоядия. Жизнь пылающих прометеевским огнём прогнозов короткая, но для авторов, как правило, хорошо оплачиваемая. Впрочем, является фактом, который можно выделить в истории цивилизации, что человеческим ожиданиям свойственны крайности. Раньше те, которые наслаждались и угощали своих современников порциями кошмара, использовали другую лексику, поскольку вращались в иной жанровой сфере, чем эксперты, пугающие нас сегодня. В последнее время, например, модным стало распространение прогнозов, рисующих конец земного света. Поворот к такому наиболее современному катастрофизму уже произошёл в американском телевидении. О прогнозах катастроф в целом можно сказать, что они так же, как причёска и одежда, в особенности дамская, подвержены моде. Одни предсказатели считают, что мировой океан провалится под землю, из-за чего мы погибнем от засухи. Другие говорят, что гаснущее Солнце превратится в красного великана, который вскипятит все океаны, жизнь же испепелит. Учитывая потепление климата, вчерашние крайние пессимисты, скромно полагавшие, что мы замёрзнем в надвигающемся ледниковом периоде, уже оказались выведены из первой шеренги глашатаев гибели. Новейшим явлением стали предсказания (не хочу говорить – обещания) дозированной гибели, а именно вызванной падениями метеоритов, которые сделают с нами то, что пресловутый юрский болид сделал с динозаврами. Всякие такого рода смертоносные (и не только геноцидные) ужасы изображаются нам не только на словах, поскольку взрывы, оледенения, планетарные столкновения, то есть всевозможные катаклизмы, несущие нам гибель, можно прекрасно наглядно показать благодаря компьютерной анимации. Убийство, касающееся отдельных личностей, уже является, видимо, слишком слабым стимулом. После просмотра нескольких такого рода зрелищ, которые в перерывах сопровождаются рассуждениями учёных, уверяющих зрителей, что речь идёт о реальных, серьёзных угрозах, а не о сказках, человек невольно начинает удивляться, почему ничего ещё с небес не упало ни рядом с ним, ни на его голову. Производители таких превосходно имитируемых катастроф явно размножаются. В действительности же значительно более правдоподобным является столкновение транспортных средств, землетрясение, паводок, гибель от голода или, наконец, войны, но, очевидно, мы уже так свыклись с традиционными всадниками Апокалипсиса, что новые ужасы оказались на пике спроса.

Таким образом, гарантированные научными авторитетами прогнозы превращаются в сказки, а вчерашние небылицы утопического характера становятся нашей повседневностью. Наблюдая за этой футурологической каруселью, хочу высказать отрезвляющее наблюдение, что нас преимущественно (хотя и не всегда) минуют как технологический рай, так и дьявольские удары Природы. Из сказанного следует такой вывод, что следует быть предтечей, страхующимся сдержанностью и не слишком хорошо предвидящим будущее, поскольку за дальновидность платят забвением, зато ничтожная точность прогнозов может обеспечить желаемое поддержание духа.

Вопрос

Писать о развитии науки не очень-то сложно, если ограничиться просмотром одного из серьёзных научных периодических изданий типа «American Scientist», «New Scientist», «Science et Vie» или, наконец, российской «Природы». Трудности в представлении событий на научном фронте множатся, однако, в геометрической прогрессии, если мы увеличиваем число выписываемых журналов. Правда, это не является ситуацией осла Буридана, который погибал от голода, стоя между двумя кормушками, одна из которых была наполнена овсом, а другая – сеном. Дело в том, что таких кормушек, или, скорее, глубоководных колодцев, наполненных новейшими научными открытиями, очень много, и они зачастую диаметрально отличаются друг от друга.

В номере «New Scientist» от 7 октября 2000 года я узнаю, что большинство лекарств, выброшенных на фармацевтический рынок, есть ничто по сравнению с определённым видом мёда, который является абсолютной панацеей от всех недомоганий. Что новейший ускоритель элементарных частиц, находящийся в разработке, может вырабатывать необычайно удивительные частицы, которые будут постепенно пожирать нашу планету. Что расширение водных пространств в результате таяния ледника на Северном полюсе, то есть одно из проявлений глобального потепления, несёт с собой – парадоксально – угрозу похолодания климата Центральной Европы, в том числе и Польши. Что есть уже угроза подрыва международных соглашений, которые должны были исключить использование атомного оружия в конфликтах между государствами, поскольку в Соединённых Штатах ведутся работы над созданием ядерных снарядов, которые, образуя нечто вроде ядерного штопора, ввинчиваются в земную кору, разыскивая глубоко спрятанные бункеры врага (по мнению одних специалистов, такие ядерные снаряды противоречат существующим договорённостям, по мнению других – сложно придумать что-нибудь более благородное и полезное).