Книги

Девочки Гарсиа

22
18
20
22
24
26
28
30

В наступившем молчании мать услышала жужжание далекой газонокосилки.

– Она сказала, что ее изгоняют из людского рода. Она становится обезьяной, – голос матери надломился. – Обезьяной – моя малышка! Все остальные органы в ее теле уже были обезьяньими. Оставался только мозг, и она чувствовала, как он слабеет.

Доктор Тэндлман перестал писать и взвесил ручку на ладони.

– Я полагал, что вы помещаете ее на лечение только из-за потери веса. Это для меня новость.

– Маленький срыв, – тихонько, чтобы доктор Тэндлман не услышал, пробормотал отец.

Мать снова овладела голосом.

– Если бы она прочитала все великие книги, то, может быть, в ее памяти осталось что-то важное о прежней человечности. Так что она читала и читала. Но она боялась, что исчезнет, не успев охватить всех великих мыслителей.

– Фрейд, – сказал доктор, перечисляя имена в своем блокноте. – Дарвин, Ницше, Эриксон.

– Данте, – задумчиво проговорил отец. – Гомер, Сервантес, Кальдерон де ла Барка.

– Я велела ей перестать читать и начать есть. Я сказала ей, что эти книги сводят ее с ума. Я готовила ее любимые блюда: рис с фасолью, лазанью, цыпленка по-королевски. Я приготовила ее любимого красного окуня в томатном соусе. Она сказала, что не хочет есть животных. Она сказала, что в свое время станет этим цыпленком. Она станет этим красным окунем. Эволюция достигла пика и идет в обратном направлении. Что-то вроде этого. – Мать отмахнулась от этой дикой мысли. – Говорю вам, это был сумасшедший бред. Однажды утром я вошла в палату, чтобы разбудить ее, а она лежит в постели и смотрит на свои ладони. – Мать подняла руки и воспроизвела эту сцену. – Я окликаю ее: «Сэнди!» А она продолжает вертеть ладонями туда-сюда и глазеть на них. Я кричу: «Ответь мне!» А она даже не смотрит на меня. И издает эти жуткие звуки, как будто она зоопарк. – Мать закудахтала и захрюкала, чтобы продемонстрировать доктору, какие звуки издают животные.

Внезапно отец подался вперед. Он заметил нечто важное.

– И вот моя Сэнди показывает мне свои ладони, – продолжала мать. Она повернула свои руки к доктору Тэндлману, а потом к своему мужу, лицо которого было прижато к окну. – И она кричит: «Обезьяньи ладони, обезьяньи ладони!»

Отец вскочил со стула. Через лужайку шли стройная светловолосая девушка и грузная женщина в белом. Женщина показывала девушке на цветы и листву кустов, пытаясь приманить ее к зданию. На краю лужайки садовник утер лоб, развернул газонокосилку и принялся за новый ряд. За ним простирался темный след. Девушка подняла глаза, лихорадочно выискивая в пустом небе самолет, гул которого слышала. Медсестра с тревогой следила за ее рассеянными движениями. Наконец девушка увидела мужчину, надвигавшегося на нее с рычащим зверем на поводке. Его мешковатый желудок вспучивался по мере того, как он пожирал оставшиеся до нее травинки. Девушка закричала и в панике бросилась к зданию, где ее отец, которого она не видела, стоял у окна и махал ей рукой.

В больнице мать одной ладонью опирается о стекло, а другой постукивает по нему. Она корчит забавную гримасу. Кроватку повернули к ней, но крошечный сморщенный младенец не смотрит на бабушку. Вместо этого глаза маленькой девочки вращаются из стороны в сторону, как будто она еще не до конца научилась ими пользоваться. Губки морщатся и растягиваются, морщатся и растягиваются. Бабушка уверена, что так младенец ей улыбается.

– Вы только посмотрите, – говорит бабушка стоящему рядом молодому человеку, который разглядывает младенца в соседней кроватке.

Молодой человек смотрит на ребенка незнакомки.

– Она уже улыбается, – хвастается бабушка.

Молодой человек с улыбкой кивает.

– А ваша спит, – слегка неодобрительным тоном продолжает она.

– Младенцы много спят, – объясняет молодой человек.