Доктор Тэндлман записал: «Четыре девочки», хотя отец уже сказал ему об этом в ответ на вопрос: «Ни одного сына?» Вслух он неопределенно произнес:

– Четыре девочки.

Мать замялась и глянула на мужа, словно сомневаясь, насколько откровенными следует быть с этим незнакомцем.

– Уж и натерпелись мы с ними бед… – Она закатила глаза, давая понять, какие именно беды имеет в виду.

– Вы намекаете, что у других дочерей тоже случались срывы?

– Плохие мужчины, вот что у них случалось! – Мать хмуро взглянула на доктора, словно он был одним из ее бывших зятьев. – В общем-то, звучит разумно: разбитое сердце, срыв. Однако тут другое, тут сумасшествие. – Ладонь доктора протестующе вскинулась, но мать продолжала, не обращая на него внимания: – Не поймите меня превратно, остальные тоже не уродины. Но Сэнди, Сэнди – настоящая красавица: голубые глаза, кровь с молоком, всё при ней! – Мать энергично развела руками в стороны, словно показывая, насколько хорошенькая, светлокожая и голубоглазая у нее дочь. Клочки бумажного платка упали на пол, и она подняла соринки с ковра. – Мой прадед, знаете ли, женился на шведке. Так что у нас в семье светлая кровь, и вся она досталась Сэнди. Но вообразите, какая ирония судьбы: она хотела быть смуглокожей, как ее сестры.

– Это вполне понятно, – заметил доктор Тэндлман.

– Сумасшествие, и этим все сказано, – сердито возразила мать. – В общем, эта диета взяла верх. Когда ее сестра вышла замуж, Сэнди даже свадебный торт не попробовала – ни кусочка!

– Они хорошо ладили? – доктор Тэндлман поднял взгляд; его рука жила собственной жизнью и продолжала писать.

– Кто? – мать осуждающе моргнула. Этот человек задавал слишком много вопросов.

– Сиблинги, – пояснил доктор Тэндлман. – Они дружили? В их отношениях был элемент соперничества?

– Сиблинги? – Мать не одобряла все эти сумасшедшие психологические словечки. – Они сестры, – сказала она вместо объяснения.

– Иногда они ссорились, – добавил отец. Он хоть и смотрел в окно, но не упускал ни слова из того, о чем говорили доктор и его жена.

– Иногда они ссорились, – поспешила согласиться мать. Она хотела добраться до конца истории. – Так вот, Сэнди продолжала худеть. Сначала она выглядела хорошо. До этого она немного располнела, а у нее такие тонкие кости, что она не выдерживает лишнего веса. В общем, ей не мешало сбросить несколько фунтов. Потом она уехала в аспирантуру, так что какое-то время мы ее не видели. Когда мы разговаривали с ней по телефону, ее голос с каждым разом казался все более далеким. И не потому, что звонки были междугородними. Не могу объяснить. Матери всё чувствуют. И вот однажды нам звонит декан и говорит, что не хочет нас тревожить, но не могли бы мы немедленно приехать. Наша дочь в больнице, она слишком слаба, чтобы что-то делать. Все, что она делает, – это читает.

Отец засекал время, за которое садовник пересекал холмистые лужайки. Если тот не останавливался, чтобы сплюнуть или утереть лоб, на каждый ряд уходило приблизительно две минуты.

Мать попыталась развернуть бумажный платок у себя на коленях, но он был слишком изорван.

– Мы сели на следующий самолет, а когда добрались, я не узнала собственную дочь. – Мать подняла мизинец. – Сэнди была зубочисткой. Хуже того, она ни в какую не откладывала книгу – читала, читала, читала. Это все, что она делала.

Отец смотрел на лужайку за окном, которая становилась все расплывчатей.

Женщина покосилась на своего мужа, гадая, о чем он думает.

– У нее было много-много списков книг для чтения. Мы нашли их у нее в дневнике. Прочитав книгу, она вычеркивала ее из списка. В конце концов она объяснила нам, почему не может перестать читать. У нее осталось мало времени. Она сказала, что должна прочитать все величайшие человеческие творения, потому что скоро… – Мать собралась с духом и продолжила: – Скоро она не будет человеком.