Анна наконец отвела от него взгляд и поправила нить, не останавливая вращение колеса ни на мгновение. Брат Рикарду побрел дальше, сам не зная, куда идет. Он погрузился в то созерцательное настроение, когда хочется размышлять о возвышенном и кажется: вот-вот разуму откроется некая важная истина. Сам того не замечая, он направился к тропе, ведущей к гроту с Девой Марией.

Добравшись до подножья горы, он решил подняться и помолиться Деве – возвращаться в суету людского поселения не хотелось. Тропа провела вверх по склону, где пригревшаяся на солнце змея почуяла шаги человека, встревоженно подняла плоскую голову, а потом грациозно и бесшумно скользнула в траву. Брат Рикарду помедлил немного, глядя ей вслед с опаской. Мелькнула мысль, что это некий символ, знак, и нужно быть настороже, ибо враг не дремлет и может поджидать даже на пути, ведущем к благочестию, но монах укорил себя за нее. Искореняя суеверия среди дикарей, он, просвещенный и разумный, сам едва не стал жертвой предрассудков.

Миновав крутой подъем, дорожка сворачивала в густые заросли и плавно спускалась вдоль обрыва, где кроны деревьев смыкались, пряча ее от солнечных лучей, и тянуло сырой прохладой – на дне глубокого оврага текла река, набравшая силу после недавних дождей. Будто нарочно путнику давалась возможность перевести дух и прийти к Богоматери свежим и отдохнувшим.

В который раз брат Рикарду порадовался тому, какое удачное выбрал для Нее место.  Скрытый от досужих взоров прохладный чистый грот словно самой природой был создан для молитвы в уединении. Вход обрамляли яркие цветы, вплетая сладкий аромат в запахи воска и ладана. Тихий плеск воды, доносившийся снизу, успокаивал мысли.

Помолившись, брат Рикарду окинул взглядом скромное убранство грота и саму статую. Все это останется здесь, когда его самого уже не будет. Вероятно, он уйдет из деревни навсегда. Интересно, сколько поколений ее жителей сохранят память о миссионерах, первыми возвестивших истину? Как долго будут еще приходить сюда поклониться святому образу?

Хотелось верить, что тропа, ведущая к гроту, не зарастет, пока последний из людей не покинет остров. Что пройдут годы, века, вырастут города, в синее южное небо взметнутся шпили величественных соборов, но это место будет все таким же, и потомки ныне живущих придут, как сам он сейчас, и слова молитвы прозвучат снова и снова…

Размышления навеяли грусть. Брат Рикарду представил день, когда он выйдет из дома, который давно уже привык считать своим, чтобы больше никогда в него не вернуться. Оставит навсегда деревню и всех ее обитателей. Раньше ему приходилось долгое время жить в общине монастыря, среди братьев по вере, но никогда он не чувствовал столь сильного единения с другими людьми, как здесь.

Брат Рикарду впервые понял, каково это – брать ответственность за свою паству, пусть он и не был приходским священником. Знать обо всех их радостях и горестях, болеть душой за каждого из них. Туземцы больше не казались ему примитивными и дикими, напротив, они сохранили частицу той первозданной чистоты, которой так не хватало погрязшим в пороке соотечественникам монаха. Кто же будет наставлять их, собирать для проповеди, совершать обряды и таинства!

Почему-то он вспомнил странную женщину, встреченную им в начале пути. Она ведь попала сюда совсем ребенком, и туземцы вырастили ее, заботясь, как о своей. Должно быть, остров для нее в сто крат родней и милее, чем позабытый край, откуда ее привезли. Абигаэл, белая дикарка… Ничего, кроме внешности, не осталось у нее от цивилизованных предков. Сколько времени может понадобиться брату Рикарду, чтобы и с ним произошло подобное?

Внезапно монах осознал свои неясные страхи, понял, о чем предупреждали сны и тайные, тревожные знаки. Погрязнув в мирской суете, так легко однажды забыть о цели своего служения…

– Враг не дремлет, – воскликнул он, взволнованный своим прозрением. – Если не получается одолеть воинов Господа, он выжидает. Не зря наставляют нас в крепости веры и силе духа, ведь стоит лишь дать слабину, как Нечистый находит лазейку. Разве не проще смутить мягкое, изнеженное сердце? Обмануть взор, ослепленный мирскими соблазнами?

Он повернул обратно в деревню, с каждым шагом укрепляя свою решимость. Гордыня и праздность едва не погубили его, а значит, и новообращенных христиан, веривших каждому слову своего наставника. Время пришло, пора назначить день и объявить об этом во всеуслышание, дабы не иметь больше возможности струсить, пожалеть себя и найти причину остаться.

Но сначала он скажет Анне. Ведь ее это тоже касается, нехорошо, если о своей судьбе она узнает вместе с жителями деревни. А если быть честным до конца – брат Рикарду не был больше в себе уверен. Кто знает, не заставит ли очередное событие или чья-то просьба вновь повременить?

Торопясь, монах проследовал к своему дому напрямик, и никто не преградил ему дорогу, не окликнул, настолько сосредоточенным был его вид. Почти бегом поднялся на крыльцо, свернул на свою половину, где на просторной веранде Анна накрывала к обеду. Окинул взглядом стол, заставленный блюдами с ямсом, жареной рыбой и прочим необходимым, и залитый безжалостным солнечным светом двор, и саму Анну, выпрямившуюся, приветствуя его.

– Будь готова, сестра, – обратился он к ней, и сразу почувствовал, как с души будто сняли тяжелый груз. Решение было принято, пути к отступлению отрезаны. – В ближайшие дни мы покидаем деревню.

Анна осталась невозмутимой, лишь слегка нахмурилась. Пригласила за стол, мол, не годится обсуждать важные дела голодными. Но когда брат Рикарду заговорил о подробностях отъезда, она не сдержалась.

– Ну зачем нам куда-то идти сейчас? Разве не для того мы проделали весь этот путь, чтобы научить людей верить в Бога? Наконец нашлись те, кто Его принял, так почему бы не остаться здесь, выбираясь время от времени в соседние деревни. Мы бы могли построить тут церковь, как в Ларантуке. Неужели ты не хочешь свою церковь?

И тогда брат Рикарду впервые за долгое время подумал о том, каково приходится Анне. Эта строгая и молчаливая женщина всюду следовала за ним, слушалась беспрекословно, лишь иногда позволяя себе советом подсказать что-то о мире вокруг. Выносливая и крепкая, никогда не жаловалась, не роптала на свою долю и не просила лучших условий. Но сейчас, быть может, ей и в самом деле нужно остаться.

– Ни за что! – возмутилась она, когда брат Рикарду предложил ей это вслух. – Я дала обет служить Иисусу и не оставлю тебя, пока жива. Если того хочет Бог, мы отправимся в путь прямо завтра! – Анна смущенно отвела глаза. – Только сегодня я не смогу, обещала бабушке помочь убрать рис, сама-то она уже слабая, так до следующего урожая и не управится.