– Я только что пришла, – ответила Валентина. – И потом, у меня не хватило духу разбудить тебя. Мне сказали, что ты почти не спишь.

Новинья поднялась:

– Глупости. Мне кажется, что я только и делаю, что сплю.

– Джейн умирает, – сказала Валентина.

У Новиньи екнуло сердце.

– Твоя соперница, я знаю, – добавила Валентина.

Новинья заглянула ей в глаза, ожидая увидеть там злость или издевку. Но нет. В них было только сострадание.

– Поверь, я понимаю, что ты чувствуешь, – продолжала Валентина. – Пока я не полюбила Джакта и не вышла за него замуж, Эндер был всей моей жизнью. Но я никогда не была его жизнью. О да, какое-то время, в детстве, я была для него всем, но потом все рухнуло, потому что военные использовали меня, чтобы подобраться к нему, чтобы заставить его идти вперед, когда он хотел отступить. И тогда именно Джейн стала слушать его шутки, его замечания и рассуждения. Именно Джейн видела то, что видел он, и слушала то, что он слушал. Я работала над своими книгами, и, когда заканчивала их, мне удавалось привлечь его внимание на несколько часов, а иногда и недель. Он использовал мои идеи, и поэтому я чувствовала, что я – часть его жизни. Но принадлежал он ей.

Новинья кивнула. Она понимала.

– Но у меня есть Джакт, и поэтому я совсем не чувствую себя несчастной. И потом – дети. Как бы я ни любила Эндера, такого сильного даже сейчас, дети значат гораздо больше для женщины, чем любой мужчина. Мы притворяемся, что это не так. Мы притворяемся, что рожаем детей и растим их для него. Но это неправда. Мы растим детей для них самих. Мы остаемся со своими мужчинами ради детей, – Валентина улыбнулась, – как ты.

– Я жила не с тем мужчиной, – возразила Новинья.

– Нет, ты ошибаешься. У твоего Либо была жена и другие дети, и только его жена и дети имели право претендовать на него. Ты была с другим мужчиной ради своих собственных детей, и пусть они иногда ненавидели его, но все же они его любили, пусть в чем-то он проявлял слабость, но в чем-то другом он проявлял силу духа. Хорошо, что он был у тебя, хотя бы только ради них. Как бы там ни было, он был им защитой.

– Зачем ты говоришь мне все это?

– Джейн умирает, – повторила Валентина, – но она может жить, если Эндер дотянется до нее.

– И что же ты предлагаешь, снова нацепить ему на ухо сережку? – презрительно поинтересовалась Новинья.

– Им это давно не нужно, – спокойно ответила Валентина. – С тех пор, как Эндеру стала ненужной жизнь в этом теле.

– Он еще не такой старый, – возразила Новинья.

– Всего три тысячи лет, – отозвалась Валентина.

– Это просто релятивистский эффект. На самом деле ему…

– Три тысячи лет, – повторила Валентина. – И почти все это время его семьей было все человечество; он был отцом, отправившимся в деловую поездку, который время от времени возвращается домой, но когда он дома, он – справедливый судья и щедрый кормилец. Так и случалось всякий раз, когда он снова погружался в человеческий мир и Говорил о чьей-нибудь смерти. Он готов был исполнять любые функции семейного человека, потому что семьи у него не было. Он прожил жизнь длиной в три тысячи лет и не видел ей конца. И вот – устал. Поэтому он оставил ту огромную семью и выбрал твою, маленькую; он любил тебя и ради тебя отказался от Джейн, которая была ему как жена все годы его странствий, она, можно сказать, была хранительницей очага, по-матерински опекала триллионы детей, сообщала ему о том, что они делают, заботилась о доме.