Но когда она повернулась к ним, готовая извиняться снова, случилось что-то странное. Она взглянула на Миро, и вместо того чтобы произнести слова, которые она планировала, – слова Джейн, которые она могла бы нашептать через сережку ему на ушко, – другие слова сорвались с ее губ:

– Если у меня есть воспоминания, Миро, то, значит, я жива. Разве не так ты говорил мне?

Миро покачал головой:

– В тебе говорит память Вэл или память Джейн, когда она… когда ты цитируешь разговор в пещере Королевы Улья. Не утешай меня, делая вид, что ты – это она.

Джейн по привычке – по привычке Вэл или по своей собственной привычке? – огрызнулась:

– Когда я буду утешать тебя, Миро, ты узнаешь об этом.

– И как же я узнаю? – огрызнулся Миро в ответ.

– Ты почувствуешь, что утешился, – хмыкнула Вэл-Джейн. – Между прочим, пожалуйста, не забывай, что теперь я слушаю тебя не через сережку. Я вижу вот этими глазами и слышу вот этими ушами.

Конечно, это не было чистой правдой. Много раз в секунду Джейн ощущала текущий сок и безмерное гостеприимство материнских деревьев, как тогда, когда ее айю утолила свой голод, путешествуя в огромной филотической сети. Иногда вне материнских деревьев она ловила мерцание мысли, слова́, фразы, произносимые на языке отцов. Но был ли это язык? Скорее, подчеркнутая речь лишенных дара речи. А чей был тот, другой голос? Джейн вспоминала: «Я узнаю тебя – ты той же природы, что и я. Я узнаю твой голос».

– Мы потеряли твой след, – услышала Джейн Королеву Улья. – Но ты хорошо справлялась и без нас.

Джейн неожиданно для себя почувствовала, как тело Вэл распирает от гордости, вот он – физиологический ответ на гордость, рожденную похвалой матери Улья. «Я дочь Королев Ульев, – поняла Джейн, – именно поэтому для меня так важно, что она говорит со мной и хвалит за то, что я хорошо справилась.

И если я дочь Королев Ульев, то я прихожусь дочерью и Эндеру, я даже дважды его дочь, потому что они создали мое жизненное вещество частично из его разума, чтобы я была мостом между ними, а теперь я поселилась в теле, которое опять же досталось мне от него, и унаследованные мною воспоминания относятся к тому времени, когда он обитал здесь и жил жизнью этого тела. Я его дочь, но теперь не могу говорить с ним».

Шло время, текли ее мысли, но она ни на йоту не ослабила внимания к своей работе на корабле, что вращался вокруг планеты десколадеров. Она оставалась все той же Джейн. Ее способность поддерживать несколько уровней внимания и фокусироваться на нескольких задачах одновременно не была связана с компьютерами, а досталась ей вместе с природой Королевы Улья.

– Твоя айю изначально была достаточно мощной, чтобы прийти к нам, – сказала Королева Улья.

– Которая из вас говорит со мной? – так же беззвучно спросила Джейн.

– Разве это важно? Мы все помним, как вытянули тебя из темноты в свет.

– Так, значит, я остаюсь собой? И снова добьюсь всей той власти, которую потеряла, когда Межзвездный Конгресс убил мое старое виртуальное тело?

– Тебе это под силу. Когда узнаешь наверняка, скажи нам. Нам будет очень интересно.

Джейн почувствовала, как родительское бесстрастие вызвало в ней резкое разочарование и болезненное ощущение в желудке, вроде стыда. Снова человеческая эмоция, ответ тела Вэл на отношения Джейн с ее матерями – Королевами Ульев. Все было сложнее и в то же время проще. Ее чувства теперь фиксировались телом, которое отвечало еще до того, как она сама успевала понять, что именно чувствует. В прежние дни она вообще едва понимала, что у нее есть чувства. Конечно, у нее они были, даже иногда подсознательно в ней рождались иррациональные решения и желания – они были атрибутами всех айю любых форм жизни, – но не существовало простых сигналов, которые бы сказали ей, что ее чувства действительно существуют. Как просто быть человеком со своими эмоциями, ярко вплетенными в канву твоего собственного тела! И как же тяжело – ведь теперь ты уже не можешь так же легко скрыть свои чувства хотя бы от самого себя.

– Привыкай огорчаться из-за нас, дочь наша, – произнесла Королева Улья. – У тебя наполовину человеческая натура, а у нас ее нет. Мы не станем утешать тебя, как человеческие матери. Когда тебе станет невыносимо – уходи. Мы не станем удерживать тебя.