Книги

Дети Третьего рейха

22
18
20
22
24
26
28
30

Журналист Андреа Рёпке показывает фото дочери Гиммлера Гудрун

Роммель и Штауффенберг

Герои или преступники?

Имя Эрвина Роммеля, генерал-фельдмаршала Третьего рейха, с сыном которого вы познакомитесь в этой главе, не столь широко известно в нашей стране (хотя те, кто интересуется историей Второй мировой войны, прекрасно знают его), потому что Роммель никогда не воевал в России: ни во время Первой, ни во время Второй мировой войны, когда в 1941 году Гитлер отправил его в Северную Африку, желая получить доступ к нефти на Ближнем Востоке, которая могла бы напитать свежей кровью всю немецкую технику и обеспечить долгожданную победу Третьему рейху (о ресурсах Северной Африки тогда никто не знал – к примеру, ливийская нефть будет обнаружена лишь в 1959 году). А с 1943 года Роммель воевал на Западном фронте.

Именно неучастие Эрвина Роммеля в боях на Восточном фронте и в зверствах нацизма зачастую позволяет многим оценивать его положительно, называя «блестящим стратегом» и «человеком чести». Так считают и в самой Германии. Несмотря на то что Роммеля очень уважал Адольф Гитлер, генерал-фельдмаршал не состоял в нацистской партии, – и на этом немцы делают особый акцент. За время Второй мировой войны немецкая нация не может похвастать обилием истинных героев, а те, что были, как правило, находились в оппозиции к Гитлеру. Многие и Роммеля пытались записать в активное тайное сопротивление фюреру – объективности ради надо заметить, что это не совсем так: Роммель сочувствовал заговорщикам, но лучшим выходом к 1944 году считал отстранение Гитлера от власти, а никак не физическое его устранение. Другое дело, что, будучи профессиональным военным, генерал-фельдмаршал понимал, чем закончится война, и в середине сороковых годов уже не скрывал своих пессимистических взглядов даже от Гитлера, чем приводил фюрера в бешенство.

В городе Херлинген, что находится в федеральной земле Баден-Вюртемберг, вы легко найдете улицу Эрвина Роммеля. Да и вообще в этой федеральной земле имя Эрвина Роммеля носит не одна улица и тротуар. И не только они: 1968 году состоялось торжественное открытие Роммельштрассе в Бад Канштатте, а также ряда мемориальных досок – в Вайнгартене и Голсаре (с золотым тиснением «Zum gedenken an Erwin Rommel, Generalfeldmarschall»124). Рядом с Ульмом, в городе Дорнштадт, были даже казармы Роммеля c дерзкой надписью на посту перед шлагбаумом – «Rommel Kaserne» – и его портретом. Имя Роммеля носил и эсминец, который был торжественно спущен на воду в 1969 году в присутствии вдовы гитлеровского генерал-фельдмаршала Люсии-Марии Роммель. Не обошлось, конечно, и без памятника в городе Хайденхайм, где в 1891 году родился будущий военачальник. Выглядит памятник так: в поле под одиноким раскидистым деревом и ведущей к нему дорожкой – прямоугольный кусок стены из известняка с гравировкой: «Genelalfeldmarschall ERWIN ROMMEL».

На всех торжественных открытиях мемориальных досок, памятников, казарм, спуске на воду эсминца, презентациях книг о народном герое и переиздании книги самого Эрвина Роммеля Infanterie greift an («Пехота атакует»), написанной им после Первой мировой войны, присутствовал его единственный сын Манфред. И как потомок, и как чиновник: с 1974-го по 1996 год Манфред занимал пост мэра города Штутгарта (переизбирали его два раза).

Разумеется, мне хотелось встретиться с Манфредом Роммелем: он давно вышел на пенсию и проживал в Штутгарте, городе, в котором родился 24 декабря 1928 года. Даже заочно было понятно, что к своему отцу он относится с большим уважением и любовью, – это не так трудно, когда твоего отца считают героем (даже несмотря на то, что работал он на благо Гитлера и Третьего рейха. Однако Манфред, как сообщила его дочь Катрин, был тяжело болен. Впрочем, немного подумав, Катрин предложила выход: она познакомит нас с отцом и матерью Лизелотте, но интервью даст сама, а отец, если будет в состоянии, пройдет по комнате или просто посидит в кресле. «На большее рассчитывать трудно, – добавила Катрин, – отцу всё хуже, и даже полчаса интервью потребуют от него запредельных усилий».

Это был жаркий июньский день 2010 года. Голубое небо с редкими белыми облачками переливалось лазурью, позволяя прямым солнечным лучам выжигать всё вокруг в тихом районе Штутгарта, где за невысокими заборчиками кокетливо прятались частные владения с ровно подстриженной травой, еще не утратившей свой сочный цвет, и благоухающими кустами роз…

Из состояния спокойствия меня выбил звонок Катрин: она сообщала, что по семейным обстоятельствам – у нее приболели дети – она не может оказаться сейчас с нами. Все ее планы, включая рабочий график, пошли насмарку. Я взглянула на часы. Съемка в доме Роммелей должна была состояться через полчаса. Затаив дыхание, я ждала, чем закончится сбивчивый монолог Катрин, густо сдобренный извинениями.

– Нет-нет, – сказала она вдруг, верно истолковав мое напряженное молчание, – не беспокойтесь. Съемка состоится, но без моего участия. Родители вас ждут, только постарайтесь не слишком… напрягать папу. Вы, когда увидите его, всё сами поймете – у него болезнь Паркинсона: он страдает уже почти пятнадцать лет, сидит на лекарствах, из-за которых получил еще и целый букет новых заболеваний… Извините, что говорю это… Но раз он не отказался сниматься, значит, возможно, чувствует в себе какие-то силы…

– Мы рановато приехали, нужно подождать, – заметил Сергей Браверман, пока оператор вытаскивал технику из багажника машины.

Мы лениво перебрасывались репликами.

– Да, еще полчаса. – Я снова посмотрела на часы: стрелки ползли так же медленно, как облака на безветренном небе. – А еще это солнце, эта жара…

Сергей заметил, что снимать мы будем в доме: судя по всему, Манфред вряд ли в состоянии выйти на улицу.

– А знаешь, как, оказывается, называют Манфреда здесь?

– Как? – Сергей подавил зевоту.

– Мистер Штутгарт. Судя по всему, его любят. И всё же… удивительное дело, он ведь сын того самого Роммеля. Разве не странно в принципе, что соратник Гитлера… герой?

– Он всё-таки военный и беспартийный, – заметил Сергей, – и, говорят, помимо того, что талантливый стратег, порядочный был еще и человек по отношению к своим войскам и к пленным…

«Был бы он таким милягой, окажись на Восточном фронте?» – подумала я и сказала вслух: