Перед газетным киоском на привокзальной площади было немноголюдно. Алексей попросил посмотреть «Коммерсант». Продавщица глянула на него неприветливо, но дала. На первой полосе делового издания доминировала тема войны в Югославии. Газета была верна себе насчет заголовков: материал номера назвался «Под сладкий лепет Кондолизы» и повествовал о выступлении постоянного представителя США Кондолизы Райс в Совете Безопасности ООН.

Справа шла колонка обозревателя. Согласно ей, президент СССР Николай Рыжков (по данным из заслуживающего доверия источника) инициирует поправку к конституции. Исправлению, если верить колонке, подлежала статья, которая запрещала одному и тому же лицу становиться президентом более двух сроков подряд. Обозреватель связывал эту инициативу с дальнейшим укреплением президентской власти, также приводя в пример недавнюю отставку министра обороны Валентина Варенникова.

– Брать будете? – совсем недружелюбно спросила продавщица.

– Минутку…

С мелкой наличностью у Алексея было туговато. Крупных доходов тоже давно не поступало. Уйдя из «Молодежного вестника», он втянулся в проект по созданию в городе частной спортивной радиостанции, но ее учредители в последний момент передумали. Им показалось, что целесообразнее продолжить торговлю продуктами питания. Свою первую зарплату перед тем, как рассыпаться, коллектив всё-таки получил, и журналист Гончаров имел месяц форы перед следующим трудоустройством.

Возле вокзала он очутился, пересаживаясь с одной маршрутки на другую. Путь его лежал из областной телерадиокомпании в редакцию упомянутого «Вестника». Алексей крепко понадеялся на прежнего коллегу, ставшего ведущим теленовостей, но напрасно. Беседа с ним не принесла положительных эмоций. Вакансий на «Кладбище» не было и не предвиделось. Так в народе называли корпуса телевидения и радио, построенные на месте могил и склепов дореволюционной эпохи. Советская власть, воплощая свои проекты, не мучилась предрассудками и пустила под бульдозерный нож места последнего успокоения нескольких поколений горожан.

«Сами трясемся, ждем сокращения», – развел руками ведущий. Сколько помнил его Алексей, он вечно ждал сокращений, а пока их не было, договаривался с председателями колхозов о хвалебных сюжетах в обмен на бараньи ноги и куриные тушки.

Оставалось идти на поклон обратно в молодежку. Это было похоже на капитуляцию или, в лучшем случае, возвращение блудного попугая. Кроме того, в отделе писем «Вестника» по-прежнему работала его бывшая жена. Их брак, продлившийся три года, оказался неудачным, осенью девяносто восьмого они расстались – к счастью, не оставив потомства. То был типичный и скороспелый производственный роман, который завязался на редакционной вечеринке по случаю переезда в новое помещение…

– Возьмите денежку.

Алексей всё-таки решил побаловать себя «Коммерсантом». К его удивлению, эта газета не закрылась в период нормализации, хотя партийностью точно не страдала. В ней часто выходили такие публикации, которые невозможно было увидеть в «Правде», «Известиях» или других лояльных изданиях. Впрочем, совсем уж на рожон тоже «Ъ» не пёр. Говорили, что его сохраняют ради показа просвещенному Западу (мол, и в Советском Союзе расцветают сто цветов), а заодно используют для информационных утечек, когда в верхах обостряется подковерная борьба.

– И какой тираж у свободной прессы в нашем городке?

Голос был невероятно знакомым, и, поднимая голову от газетной полосы, Алексей уже знал, кто задал ему вопрос.

– Ты?!

– А кто же еще?

Олег Большаков являл собой пример преуспевания. На нем был дорогой костюм с голубоватым отливом, белая рубашка в тонкую полоску и темно-бордовый галстук. В тон щегольским туфлям из натуральной кожи была подобрана также кожаная сумка, висевшая на ремне через плечо.

– Так что с тиражом? – повторно спросил Олег после приветствий.

– Тысячи две с половиной.

– На миллионный город?

– Дорого ведь, и это не разбирают, – сказал Алексей.