Не успевая перестроиться, Беляев проскочил угол Милютинского переулка и резко ушел вправо, к бордюру.
– Держите еще, – тихо сказал Панин.
Он полез в боковой карман плаща и достал мобильный телефон, а следом за ним – зарядное устройство.
– У меня есть.
– Берите этот, он оформлен на другого человека. Мой номер в записной книжке, других там нет. Как поговорите с англичанином, звоните. Назначите мне встречу, и всё.
Они притихли, как перед дальней дорогой.
– Всё-таки не понимаю, как вы дошли до жизни такой, – нарушил молчание Денис.
– Последний довод был самым простым. Как раз накануне появления этого плана мой сын примкнул к одной организации из черного списка, – пояснил Панин. – Арест его вряд ли ждет, а вот высылка с поражением в правах запросто.
Денису вспомнилась воспитательная беседа с его сыном Иваном.
– Возьмите, пожалуй, и его тоже, – из внутреннего кармана пиджака Панин извлек бумажный пакет. – Нашему другу из Лондона, если он очень захочет подтверждения, можете показать пару листов.
– Что это?
– Полная копия плана. Берите скорее, не раздумывайте! Мне еще в магазин успеть надо. Обещал коллегам бутылочку белого австралийского. Есть и у нас гурманы.
Подполковник пожал Денису руку и открыл дверцу. Выйдя из машины на тротуар, он кинул взгляд назад, на сигнал светофора. Потом, пройдя вперед метров пять, резко свернул налево, чтобы пересечь проезжую часть.
У водителя-экспедитора общества с ограниченной ответственностью «Сдоба» Михаила Русинова понедельник складывался наперекосяк. Точек, которые надо было успеть объехать, ему нарисовали выше крыши. Хозяин откровенно экономил на еще одной ставке и не собирался давать ему напарника. Михаил согласился крутить баранку и таскать товар за прибавку к зарплате, но потом понял, что продешевил. Сегодня с утра он предпринял попытку поторговаться, оказавшуюся напрасной.
– Сука, морда буржуйская, – буркнул Русинов, отойдя на безопасное расстояние от хозяйской «Тойоты», возле которой происходил торг.
Собственник хлебопекарного производства сам когда-то пахал чуть ли не за весь офис, и товар развозил тоже. Он и теперь не сбавлял обороты, хлопотал, договаривался с кем-то, брал кредиты на расширение бизнеса. Русинова это, впрочем, мало волновало. Он рассуждал просто: пятого и двадцатого изволь приготовить аванс и получку.
Пробки в центре тоже не добавили Михаилу радости. А еще, как нарочно, пока он разгружался у кафе в Орликовом переулке, какой-то шкет прилепил ему на лобовое стекло трехцветный власовский флажок21. Михаил, будучи в запарке, сразу не понял, чего он трется около машины, и зря. Самоклейка из плотной глянцевой бумаги пристала, будто влитая.
Русинов готов был заплакать от такой подлости. С этой дрянью на стекле первый же пост ГАИ – его. Политику пришьют, в гебуху, чего доброго, потянут. План, понятное дело, полетит к чёртовой матери, хозяин башку оторвет…
– Чтоб вам сдохнуть! – истово пожелал водитель-экспедитор всем оппозиционерам и противникам существующего строя, кидаясь отскребать запрещенный символ.
Непредвиденная задержка сломала его график. По улице Кирова он гнал, плюнув на ограничение скорости. Светофор на углу Милютинского только-только сменил желтый на красный, но Русинов, видя, что путь пока свободен, поддал газу.