– Встанешь сама.
Климко фыркнула и выскочила в коридор. Только полы белого халатика метнулись, да запах духов остался. Ишь ты, Франция, «Нина Ричи», кажется.
Зимнякова усмехнулась невесело, подумав о том, что вот ведь, давно ли младший продавец Климко к ней в магазин пришла. Юбчонка чуть ниже трусишек, дешёвая кофтёнка с легкими оттопырами на груди, чёлочка по лбу, серёжки из бутафорского золота. Только-только тогда замуж выскочила, за инженеришку своего. Из ранних птичка, торопыжка. И слыхом не слыхивала, наверное, в ту пору о «Ричи». А вот, поди ж ты, юбка «варёнка» фирменная, натурально штатовская, сапоги итальяно, кофточка франсэ и серьги, уж будьте покойны, теперь не из самоварного золотишка. Надо будет сказать ей, чтобы не очень форсила, не выставлялась. А то – фыркает мне тут…
Последние умозаключения насчет первейшей своей помощницы, замши, Зимнякова делала уже на ходу. В последний день месяца работы хватает всем, а уж директору магазина… Директрисе в этот богом проклятый и бес знает кем благословлённый день хоть разорвись на десяток директрисочек, и всем им, будьте уверены, найдётся занятие. И не одно.
2 руб. 50 коп.Нравится, не нравится – торгуй иди, красавица!
Мухина работала зло и сосредоточенно. Ловко отсекала ножом поленья колбасы, бросала на весы, жёстко шуршала упаковочной грубой бумагой. Изредка её полные губы досадливо поджимались, напрягались, белея ноздрями небольшого, слегка вздернутого носа.
А злилась она оттого, что опять не смогла. Не сумела. Не решилась. Вот ведь, кажется, всё уже обдумано, вымучено, а не получается. Стоит лишь взглянуть на Зимнякову, и всё – решимость где-то там, сзади остается. «А у этой-то одно на уме»,– подумала Мухина о начальнице. Передразнила: «Ни-ни! Мои слова остаются в силе!» Тьфу! Знала бы наша Зимнякова, с чем я к ней шла! Небось, по-другому бы запела… Да и запоёт ещё. Ох, запоёт… Только вот дни идут. Что я ему скажу? Что опять струсила? Он и так уже места себе не находит, нервничает. Ох… Интересно, позвонит сегодня или нет?»
Досада, злость на себя вспухала в Мухиной, разрасталась, и всё резче мелькал нож в её руке, громче стучали гирьки.
Уж восемь лет шла она рядом с Райпо, как во всём торге давно уж именовали за глаза Зимнякову. Райпо – сокращённое Раиса Поликарповна. Вернее, шла вслед за ней. А сейчас вот решилась пойти против – надоело тащиться тёлкой на верёвке. Хватит. Больно жёстка верёвочка-то, шею давно уж натёрла и затягивается всё туже, туже. Как бы совсем без воздуха не остаться, тогда уж не вырваться, тогда уж всё. А так… Глядишь, и самой, без поводка, погулять удастся.
Неожиданно сбоку прилавка возникла Зойка Макарьева. Невысокая, стройненькая, с миловидной ухоженной мордашкой, она опасливо зыркала в сторону дверей подсобки.
– Ты чего? – покосилась Мухина на свою товарку из другой смены. Она даже удивилась слегка: Макарьева строго блюла свои выходные, а тут вдруг заявилась.
Макарьева перегнула свое ладное тело через прилавок, мигнула заговорщицки:
– Ну как вы тут?
– Нормально, – полоснула ножом по колбасе Мухина.
– Ничего не прояснилось?
– Нет, – шмякнулась на весы колбаса.
– А Райпо так и не отменила приказ?
– Не отменила, – последовал ответ, и упакованный полубатон колбасы убыл к покупателю.
– Ох-хо-хо, – вздохнула Зойка, опять зыркнув по сторонам. – Как бы на глаза ей не попасться, загребёт. Ну ладно, тогда хоть колбасы свесь, кило. Всё не зря… Тихо, тихо, граждане! – повернулась она к зароптавшей было очереди. – Могу я в родном магазине без очереди взять или не могу?
– Можешь, голубушка, – ответил ей голос Зимняковой, вышедшей-таки из подсобки, – разумеется, можешь. А потом – переодеваться. Пойдёшь на вынос.