Мы расселись, наконец, на креслах в первом ряду, я – по левую руку от Наварры, затем Марго, король Франции с королевой и герцог Анжуйский. Давали представление на античные темы в стиле пантомимы, чрезвычайно эротическое. Фигуры лицедеев в обтянутых трико телесного цвета и столь же тесных сорочках казались полуобнажёнными, творимое ими на сцене – крайне непристойным даже по меркам нашего распутного двора. Наварра сопел и изредка хлопал, чтобы совсем уж не выпадать из общества, когда Марго подвывала от восторга, а король бросал комедиантам одобрительные реплики, подсказывая, как бы ловчее имитировать зачатие новой жизни.

Весёлая музыка вдруг сменилась тревожной, грозной, на сцену вдруг выбежали трое в мешковатых монашеских рясах, мимы застыли в картинном ужасе… Обычная кульминация подобных скабрезных представлений: монахи сейчас тоже присоединятся к развратничающим.

Ничуть не бывало. Троица развернулась к нам и извлекла короткие арбалеты. «Во имя Господа!» – воскликнул кто-то из них. И в зрительный зал полетели болты.

Стоявший напротив меня несомненно целил в Наварру.

Я не успел просчитать, пробьёт ли стрела крохотного арбалета толедский панцирь.

Я вообще ничего не успел подумать.

Какой-то необъяснимый порыв швырнул меня вправо, руки взметнулись вверх, инстинктивно прикрывая лицо.

Удар в грудь получился таким сильным, будто лягнула лошадь. Я повалился на Генриха, взвывая от жуткой боли.

Мелькнула встревоженная рожа Шико.

Не вздохнуть… Наварра уложил меня прямо на пол и принялся стаскивать кирасу, вмятую в грудине ударом арбалетного болта.

Кое-как преодолев спазм, я вздохнул, наконец… Лучше бы этого не делал, потому что немедленно взвыл в голос! Сломаны или ушиблены рёбра – не знаю, но больно чертовски…

Когда отдышался и несколько пришёл в себя, по-прежнему валяясь на полу с королевской наваррской сиделкой у ног и Марго у изголовья, надо мной появился де Жуайез и осведомился – могу ли я пройти к королю, его величество меня просит.

– Герцог, я даже не знаю, могу ли вообще идти… Словно карета через грудь переехала.

Королевский приказ был сильнее моего недомогания, даже если король умирает. Наварра и герцог осторожно подняли меня на ноги.

– Что с королём?

– Плохо, де Бюсси, – ответил Наварра. – Болт прошёл через живот навылет. Твой поляк у него колдует, но, боюсь…

– Я знаю. Чеховскому такую рану вылечить не по силам. Брат короля?

– Герцог Анжуйский убит на месте.

В истории известного мне мира всё случилось иначе, о той истории можно забыть окончательно.

Мы ковыляли медленно, каждый шаг отдавался болью. Короля наверняка унесли в его опочивальню на руках, отчего мне приходится тащиться ногами и так далеко…