– Его и её величество специально держали меня в тени, ради особых поручений, зная, что шпага у меня ещё острее, чем язык. Я много чего успел. Признайся – оказал тебе услугу, прикончив испанского недотёпу, расчистил тебе местечко под боком его жёнушки… Какого дьявола ты снова полез в Париж?

– По делам Вест-Индской компании. И узнать, какой мерзавец в серой шляпе пытается меня убить. Признайся – ты организовал слухи в Мадриде, будто я укокошил Альбрехта? Король Филипп меня едва за чресла не повесил.

– Не буду хвастаться – не я. Ты умеешь плодить врагов, де Бюсси. Прости, я неправильно выразился – умел. Всё в прошлом.

– Ну а Николя зачем? Он, как я думаю, решил, что ты передал приказ заколоть меня в Рабуйе от имени королевы.

– Точно! – ухмылка вернулась на привычное место, руки теребили кинжал, готовый впиться мне в глаз или в горло – в самые лучшие точки для удара согласно дуэльной школе Шико. – Конечно же я не мог допустить, чтобы королева узнала, как я приговорил её любимчика.

Ради этого стоило пуститься в смертельную поездку… Неужели он не врёт, и Луиза ни при чём? Собственно, зачем ему врать? Хотя… М-да, стимул есть – принудить меня завещать королеве долю голландской компании. Отдал бы эту долю за возможность приставить кинжал к его бубенцам и повторить свои вопросы, понемногу усиливая нажим.

– И засада на улице Антуаз…

– Конечно! Я не мог допустить, чтобы её величество пребывало в опасности и в зависимости от твоего болтливого языка. Я был самым доверенным её лицом! Представь, она со мной единственным обсуждала интригу, чтобы забеременеть не от короля! Она выбрала тебя, ничтожество!

Выбрала меня… Когда рядом находился Шико с упомянутыми переполненными бубенцами.

Вместе с ухмылкой словно какая-то маска сползла с рожи шута. Бьюсь о заклад, он выглядел несчастнее, чем я, приговорённый к скорой смерти.

Обвинивший меня в болтливости, Шико яростно вещал не умолкая. Как завидовал мне, нашедшему счастье, пусть минутное, с Эльжбетой. Набирающему земли, титулы, золото. Которого предпочла королева, проигнорировав любовные признания шевалье.

Он рассказал, как готовился меня убить во время тренировок по пути из Парижа на юг к Наварре, но не посмел – королева непременно заподозрила бы его в умысле. Как вытащил пистолет, намереваясь выстрелить мне в спину во время боя, когда около По выставили засаду Генриху Наваррскому, но помешало присутствие смоленского стрельца. И во время штурма Лувра кто-то постоянно и не вовремя крутился рядом.

– К убийству короля тоже приложил руки?

– Нет, де Бюсси. Не приписывай мне все злодеяния мира. Только лишь удачно воспользовался ситуацией. Мы подъезжаем. Мне нужно скорее в Париж, чтобы вдовствующая королева не связала моё слишком долгое отсутствие с твоим исчезновением.

– Ладно. Подпишу. Эх, грудь-то как болит. Обещай убить меня легко.

Я сунул руку под расстёгнутый камзол, потирая ушибленную грудину. С такими рёбрами я не боец… А воевать надо!

Крохотный испанский пистолет с ацтекской огненной лепёшкой на полке взвёлся с сухим щелчком и тут же выстрелил, пробив камзол изнутри. Пуля вошла Шико в левый бок, где-то в районе подмышки.

Он вцепился мне в горло, сверкая глазами, полными ненависти и боли, что-то попробовал сказать, но издал лишь хрипение. Изо рта разлетелись кровавые пузыри.

Стремясь освободить горло и удерживая его руку с кинжалом, я постарался не смотреть, как тускнеет взгляд бывшего друга. Усилие едва не убило меня самого. Могло ввергнуть в болевой шок.

Шико опасен даже тяжелораненый, умирающий. Я вывернул кинжал из его ослабевшей кисти. Острие вошло под челюсть, оттуда брызнула и быстро опала струя крови. Теперь надёжно!