— Если бы ты знала, чего мне стоит сейчас сдержаться и не сжать пальцы сильнее, — зло признался он задыхающейся девушке.
У мужчины перед глазами стояла алая пелена. Всё внутри кричало: «Убей! Вот ОНА! Наконец-то в твоих руках! Сожми сильнее — и эта тварь навсегда исчезнет из жизни, из постоянных кошмаров!..»
И уже когда видунья практически теряла сознание, Радомир разжал пальцы.
— Чёртов Ставр!.. Я как спеленатое дитя этим обещанием не вредить тебе, альвийская сука!
Нимфириель вздрогнула от стука захлопнувшейся двери. Она жадно дышала, чувствуя, как отступает дурнота, как успокаивается сердце. Потом глянула на двух мертвяков рядом и торопливо выскочила на улицу.
Через несколько минут деревня ожила. Только и разговоров было, что об упырях да о чудесном спасении. К ним подбегали растерянные люди, что-то говорили. Но альвийка, отмахнувшись ото всех, сразу пошла в дом Бразда.
Провожали их как героев. Долго благодарили, кланялись в пояс, а под конец нагрузили подарками, в основном съестными. Жена деревенского старосты принесла Нимфириель новую рубаху из тонкого полотна, украшенную красивой вышивкой.
— Ваша камиза вся порвана и в крови измазана, — объяснила молодая женщина.
Альвийка не стала отказываться, но положила на стол несколько монет. За ночь хозяйка вычистила её одежду и обувь, слушая рассказ мужа о том, как заехавшие переночевать обозники расправились сразу с двумя упырями. Только тот, кто жил в постоянном ужасе и страхе за себя и своих детей, понял бы, что чувствовали сейчас староста и его жена, да и другие жители деревни.
Пока купцы с помощью дядек и охранников готовили обоз к отъезду, Нимфириель наслаждалась солнечным утром. День обещал быть погожим. Ясное безоблачное небо, тёплое солнце, лёгкий ветерок — словно этот кусочек земли радовался избавлению от зла. Видунья отрешённо глянула на свои руки, только что освобождённые от повязок. Раны затянулись, остались тонкие светло-розовые рубцы, но и они к вечеру исчезнут. Пелг не мог похвастаться тем же: его ладони до сих пор были перевязаны. Мужчина тоскливо смотрел на суетящихся товарищей, но после того, как Волин шуганул его, ругая последними словами, помогать больше не лез. Руки маг’ярца были глубоко пробиты в нескольких местах. Жунь божился, что один осколок проткнул ладонь товарища насквозь и торчал с двух сторон.
Девушка отвела взгляд и заметила нянек княжны, которые тоже грелись под лучами солнца. Сама Яронега присела на ступеньки дома и что-то разглядывала на своей руке. Нимфириель была уверена, что на девичьей ладони сидит божья коровка. Слишком безмятежным и счастливым было лицо княжны.
Альвийка прикрыла глаза, ища покой и гармонию, необходимые её сознанию. За ночь горечь и обида немного улеглись. Видунья утешала себя тем, что всё обошлось, что они так или иначе помогли деревне, иначе упыри истребили бы всех жителей от мала до велика. А колдун… Наверное, верхом наивности было ждать от него человеческого отношения даже в таких обстоятельствах. Да, Нимфириель, соглашаясь на просьбу Ставра, понимала, что будет тяжело. Она плохо знала Тарсию, бывала здесь всего несколько раз. А печальное знакомство с колдуном отбило всякое желание посетить это княжество. О злопамятности и мстительности Володаровича видунья знала не понаслышке. Но надеялась, что общее дело, стремление выполнить княжеское поручение победят. Альвийка предполагала, что тарс будет вредить, но по-мелкому. По сути, так и вышло. Всю эту седмицу он цеплялся к ней с дурацкими претензиями и оскорблениями, но от крупных пакостей воздерживался. И вот случилась эта деревня и упыри… Видунья лишний раз удостоверилась, что колдун по-прежнему ослеплён ненавистью. Что даже его проклятие, попавшее в цель два года назад, не утолило жажду мести. А хуже всего то, что эти воспоминания всколыхнули её чёрные желания и стремления. Нимфириель тряхнула головой, отгоняя мысли о кровавой расправе. Со стоном повторила за Володаровичем его вчерашние слова:
— Если бы не Ставр…
Сейчас очень многое было брошено на чашу весов. Если они не справятся, если Яронега погибнет, в Черногорье начнётся война, и княжество Маг’яр обязательно вмешается. А значит, и альвы. Нимфириель хорошо помнила последнюю войну: слишком много смертей она видела, слишком много чужого горя пережила в силу своего дара… По телу пробежал неприятный холодок. Это помогло взять себя в руки. Девушка с неприязнью взглянула на смеющегося тарса, вышедшего из деревенской кузницы.
— Только бы довезти Яронегу, а там уж сочтёмся!..
Чьи-то тёплые ладони обняли её за плечи. Нимфириель обернулась. Рядом стояла девочка лет семи в невыбеленной рубахе, расшитой красными и чёрными нитями. Голубые глаза горели неприкрытым любопытством, светло-русые, почти пепельные волосы, заплетенные в тугую косичку, свесились через плечо, словно хвостик.
— Здравствуй! — видунья заговорила первой.
— Это ты? — громким шёпотом спросила малышка.
— Я, — кивнула альвийка, улыбаясь.
— Страшно было?