Помимо потенциальной угрозы в качестве лидера антиколониальной революции, Китай создает для Советского Союза еще одну опасность, угрожая его положению лидера коммунистического мира. Китайские коммунисты, придя к власти, заявили, что их революция являет собой «классический пример» и модель для других подобных революций в Азии и других слаборазвитых странах. Начав эксперимент с коммунами, китайские лидеры объявили, что русские отстали от них на пути к коммунистическому обществу. Китай сегодня – это общество, изо всех сил рвущееся к индустриализации, а Россия становится богатым обществом, стремящимся развиваться и сохранять то, что у нее есть.
История отношений Китая и России прошла множество фаз, но обсуждать их здесь нет возможности.
С 1920–1921 годов, когда надежды на революцию в Европе угасли, важной частью коммунистической повестки дня стала надежда на революции в Азии. Однако даже тогда в стане коммунистов существовал конфликт. Ленин думал о поддержке китайской буржуазии и союзе с ней в ее борьбе против западных держав, в то время как индиец Рой подчеркивал необходимость рабоче-крестьянской революции против собственной, местной буржуазии[151].
Важно при этом помнить, что победа китайской революции была полностью китайским свершением, при почти полном отсутствии поддержки со стороны России. Сталин поддерживал Гоминьдан и правительство Чан Кайши, и есть все основания считать, что его вполне устраивала слабость Гоминьдана[152]. Это следует из того факта, что в Ялте Сталину удалось восстановить права России на Маньчжурию, а после войны он сумел принудить Гоминьдан к уступке суверенитета для Внешней Монголии[153].
Когда войска Гоминьдана оставили Нанкин[154], Сталин приказал советскому послу покинуть город вместе с правительством Чан Кайши, в то время как другие послы остались в Нанкине дожидаться коммунистов. Даже после успешного завершения коммунистической революции экономическая помощь России была крайне ограниченной. Практически все инвестиции в китайскую экономику осуществлялись за счет внутренних запасов, а финансовая помощь со стороны Советского Союза была незначительной[155]. С 1950 по 1956 год Советский Союз обещал техническое и финансовое содействие в осуществлении 211 проектов. Финансовая помощь заключалась в кредитах, а не в безвозмездной помощи; этих кредитов едва хватило на треть финансируемых Россией проектов, а в период с 1952 по 1957 год суммы советских кредитов составила всего 3 % от всех государственных инвестиций[156].
Тем не менее техническое содействие со стороны России в форме присылки специалистов имело очень важное значение, и Китаю едва бы удалось выполнить задания первого пятилетнего плана без этой поддержки. Однако при оценке технической помощи не следует забывать то, что писал Чжоу Эньлай в октябре 1959 года: «Советский Союз направил своим восточноевропейским сателлитам более 10 800 специалистов, а в Китай – немногим более полутора тысяч»[157] и, более того, большинство русских специалистов покинули Китай в 1960 году.
Двусмысленность русско-китайских отношений переросла в открытый антагонизм только после 1959 года, хотя элементы конфликта существовали и периодически упоминались и раньше. Главные противоречия заключались в следующих вопросах: 1) мирное сосуществование с Западом, 2) мирные методы достижения победы коммунизма в разных странах, 3) атомное вооружение Китая, 4) какой путь, русский или китайский, считать правильным для достижения коммунизма[158].
Главным с точки зрения западной международной политики был, несомненно, конфликт между русской позицией в пользу сосуществования и китайской политикой, которая была готова рискнуть возможной войной. Этот конфликт вспыхнул во время визита Хрущева в Пекин по случаю десятилетия китайской революции в 1959 году, если мы поверим убедительному анализу Э. Гальперна.
Хотя речи во время празднования были полны призывами к мирному сосуществованию, Хрущев покинул Пекин, даже не подписав с Мао обычного коммюнике о дружбе. Что же произошло? «Мы должны допустить, – пишет Гальперн, – что Хрущев по прибытии в Пекин поставил китайских лидеров в известность о том, что он удовлетворен урегулированием отношений с Западом и что он намерен вступить с ним в серьезные переговоры. Вероятно, он попытался диктовать китайцам пределы возможного вооружения. Определенно также, что Хрущев потребовал от китайцев более умеренного стиля поведения на международной арене и изменения политики. Вероятно, он уверял китайских товарищей, что не станет пренебрегать их интересами, но в то же время попросил их несколько умерить свои аппетиты»[159].
После довольно долгих размышлений, как представляется, китайцы согласились, что их метод ведения дел в Южной и Юго-Восточной Азии успехом не увенчался, но относительно политики в отношении Запада (и других упомянутых выше проблем) их отношение стало еще жестче. Китайцы приняли на вооружение тезис о неизбежном и перманентном конфликте между двумя лагерями и утверждали, что «миролюбивые жесты» американцев есть не что иное, как дымовая завеса, скрывающая стремление Америки к мировому господству. Русская позиция была сжато изложена в двух пунктах самим Хрущевым:
«Давайте не будем подходить к этому делу по-коммерчески и не будем подсчитывать потери той или другой стороны.
«Представьте, что произойдет, когда бомбы начнут взрываться над городами. Эти бомбы не станут различать коммунистов и антикоммунистов… Нет, все живое сгорит в пожаре ядерных взрывов».
«Только неразумный человек может в наши дни не бояться войны»[160].
С другой стороны, вот позиция Китая, высказанная Мао Цзэдуном: «Если империалисты будут настаивать на развязывании следующей войны, то мы не должны ее бояться… За Первой мировой войной последовало рождение Советского Союза с населением 200 миллионов человек. Вторая мировая война породила социалистический лагерь с общим населением 900 миллионов человек. Если империалисты развяжут третью мировую войну, то к социализму обратятся еще сотни миллионов человек»[161].
При рассмотрении разницы в подходах русских и китайцев к вопросу войны и мира возникают два вопроса. Во-первых, действительно ли эта разница реальна, или, как полагают некоторые, Хрущев просто использует «умеренный» подход для того, чтобы улучшить свои позиции на предстоящей встрече в верхах. Учитывая длительный и интенсивный идеологический спор между двумя блоками, спор, завершившийся после трех недель переговоров компромиссным решением, практически полностью устроившим Хрущева и принятым в заявлении 81 коммунистической партии в Москве в 1960 году, нет смысла считать, будто китайцы могли отказаться от своей твердой идеологической оппозиции, если бы знали или могли допустить, что Хрущев делал это, исходя из краткосрочных тактических соображений. Говорить же о том, что вся китайская оппозиция является частью хитроумного, спланированного заговора, призванного убедить мир в серьезности намерений Хрущева, могут только люди, страдающие параноидным мышлением.
Другой вопрос заключается в том, почему китайцы занимают такую позицию относительно термоядерной войны, которой они боятся намного меньше, чем русские. Одно очевидное соображение уже было упомянуто. При отсутствии централизации населения и при его огромной численности, китайцы, вероятно, считают, что их система будет разрушена в меньшей степени, чем Советский Союз или Соединенные Штаты, и поэтому в послевоенном мире Китай останется самой мощной державой. Каковы бы ни были, однако, взгляды китайцев, нельзя забывать, что китайцы охвачены поистине религиозным пылом, чего нельзя сказать о русских. Действительно ли такие рассуждения означают, что китайцы хотят войны и что они неизменно придерживались и придерживаются откровенно агрессивного курса, – это другой вопрос, который мы рассмотрим немного позже.
В вопросе о мирных методах в борьбе за коммунизм разница между русскими и китайцами так же сильна, как и в вопросе о мирном сосуществовании. Процитированная выше статья (из «Роте Фане» за 15 апреля 1960 года) утверждает, что освобождение рабочих и крестьян «может осуществиться только под грохот революции, а не под трескотню реформизма». Югославские лидеры, в отношении которых китайцы употребляют эпитет «ревизионисты», стали в их глазах исчадием ада и средоточием мирового ревизионизма. Правда, югославы являются аллегорией истинного врага, Хрущева, которого нельзя открыто назвать ревизионистом. Позиция же Хрущева отчетливо выражена в процитированном выше заявлении 81 коммунистической партии, где особо подчеркивается необходимость мирного экономического соревнования между двумя системами и нежелательность революционной деятельности[162].
На самом деле конфликт между линиями китайской и русской коммунистических партий ни в коем случае не ограничивается проблемой отношений с промышленно развитыми странами (эта проблема носит теоретический характер и в принципе оторвана от реальности). Конфликт обретает гораздо большую остроту, когда вопрос касается политики в отношении слаборазвитых стран. Весьма вероятно, что прекращение коммунистического наступления в Ираке летом 1959 года состоялось благодаря давлению Хрущева, вопреки намерениям Китая; еще более показательными стали события в Алжире. В своем докладе Верховному Совету в октябре 1959 года Хрущев изменил свое прежнее отрицательное отношение к плану де Голля и выступил в защиту американских предложений по прекращению огня, в то время как китайцы считали план де Голля «трюком от начала и до конца»[163].
В конечном счете китайско-русский конфликт касается лидерства внутри коммунистического движения. Китайские руководители утверждают, что их модель коммунизма является решительным шагом вперед в направлении истинного коммунизма, а Мао Цзэдун – ведущий теоретик коммунистического лагеря, но русские с такими утверждениями, конечно, не согласны[164]. Этот конфликт, естественно, никоим образом не вытекает из чьей-либо личной ревности. Речь идет об очень важном вопросе: кто станет лидером всех слаборазвитых стран и, в частности, коммунистических партий этих стран – Советский Союз или коммунистический Китай. Разница между русским и китайским коммунизмом вполне реальна. Россия представляет собой государство консервативного промышленного менеджеризма и поддерживает антиколониальные революции ради усиления своих собственных международных позиций в мире, всегда ставя во главу угла обеспечение собственной безопасности и возможности урегулирования спорных вопросов с западным блоком. Китай со своими идеями, противоречащими идеям марксистского социализма, пока охвачен религиозной верой в уравнительный тип массового общества, и эта вера базируется на отчаянной надежде, что коммуны являются коротким путем к новой форме общества, и на неверии в то, что капитализм может отказаться от своего намерения уничтожить коммунистические страны.
Русско-китайский антагонизм со всей очевидностью проявляется не только в конфликтах, касающихся сосуществования или мирного перехода к социализму, но и во многих практических вопросах внешней политики. В дополнение к уже упомянутым можно добавить, что Хрущев выразил свое сожаление по поводу агрессивного поведения Пекина в пограничном конфликте с Индией. Было также серьезное соперничество между Россией и Китаем во влиянии не только на коммунистические партии по всему миру, но также в таких стратегических точках, как Конго, Алжир и Куба, где китайцы старались побудить местных лидеров к более агрессивной политике, в то время как русские оказывали, скорее, сдерживающее влияние, в то же время проявляя достаточную «жесткость» в отношении Запада, чтобы не проиграть китайцам и не утратить влияние.