18

Шпатель счищал лак и чешуйки краски, словно под июньским солнцем дом сбрасывал старую шкуру. Джарвис Джефферсон распрямился и как следует потянулся. Чувствуя себя не в лучшей форме, он тем не менее почти закончил очищать перила балкона, опоясывавшего дом. Его младший сын Майкл обещал приехать летом вместе с Дженнет и дочками и провести у них неделю, чтобы помочь старому отцу заново покрасить террасу. Рози будет довольна. Она снова почувствует себя матерью семейства, такой нужной и заботливой. К тому же, фасад ее любимого дома заметно посвежеет! «Жаль, что нельзя и нас подновить», — усмехнувшись, подумал Джарвис. Он задержал взгляд на шпателе и представил себе, как отскабливает собственную кожу, а потом наносит на нее свежий слой краски из банки, которую они так долго выбирали в Моффет Тулс по цветовому кругу на крышке, сравнивая цвет с собственным кожным покровом. Крякнув, он покачал головой. Джарвис работал шерифом слишком долго, и иногда это настолько его беспокоило, что в голову лезли странные мысли.

Услышав через открытое окно, как на первом этаже закашлялась Рози, Джарвис положил на кресло-качалку шпатель и пошел за бокалом чая со льдом, чтобы отнести его жене.

— Ты доставишь мне большое удовольствие, если сходишь к доктору Паркеру, — произнес он, протягивая напиток, пока жена восстанавливала дыхание.

— В этом году пыльцы летит больше, чем обычно, вот я и кашляю.

— Так уж и летит! Рози, нам уже не двадцать лет, сходи к врачу, он скажет тебе, что делать.

Она кивнула и залпом выпила полстакана.

— Ты закончил?

— Да, почти. Теперь не хватает только рук, чтобы помочь с покраской, один я не рискну, мои суставы больше не позволяют.

— Они приедут через две недели. Я приготовила комнаты, девочки хотят спать вместе. Мне кажется, они уже слишком большие для этого, но Дженнет не намерен их разубеждать.

— Ты же знаешь, как они живут в больших городах: у них там места нет, и дети вынуждены делить одну комнату на двоих, отсюда и привычки. Меня не удивляет, что горожане превращаются в робких домоседов.

Джарвис сел на подоконник и стал смотреть вниз на улицу. Он заметил соседскую девочку, Сэнди Дженкинс, выгуливавшую свою собаку, или, скорее, лабрадора, который вывел погулять свою хозяйку и теперь тащил ее в конец аллеи, на поляну, обсаженную кукурузой, — и ощутил укол в самое сердце. И так каждый раз, когда он видел собаку. До смешного нелепо.

— Откуда такой грустный взгляд? — спросила Рози. Сидя за рабочим столом, она подшивала платье для внучки.

— Я вспомнил Раффи.

— Дорогой, его уже тридцать лет как нет с нами! Не кажется ли тебе, что пора перевернуть страницу?

— Ты же знаешь, какая это была собака!

— Бог ты мой, заведи еще одну, сейчас самое время!

— О, мы слишком стары для этого.

— Берт завел собаку, а он старше нас на два года! И Вернон тоже!

Джарвис пожал плечами. Он действительно не готов. В его памяти останется только Раффи. Объяснять глупо, да шериф и не надеялся, что его поймут. Однако для него та дворняга была отличным товарищем, она олицетворяла лучшие годы жизни его и его семьи: в те времена, когда она бегала по дому, тот полнился криками и смехом, полнился той жизнью, что прошла быстрее, чем фильм, намотанный на большие бобины в кинотеатре на Мэйн-стрит. Раффи был не ребенком, не приятелем, просто собакой Джарвиса, с преданным взглядом, непоколебимой стойкостью в любых испытаниях и бесконечной собачьей преданностью.