— «Субару» нет. Причем у всех. Но это ничего не значит, сам понимаешь. Это краткий экскурс. Я скину информацию на электронную почту Якушина.

— Скинь и на мою. Не люблю играть в испорченный телефон.

— Работать сможешь? Ладно, прости, вопрос глупый, ты еще не в форме. Выделю практиканта из юридического, все равно сидит без дела. Пусть по-тихому прощупает обстановку — парень вроде не дурак.

— Только реально по-тихому, Вадим. Можно все испортить.

— Не учи отца, — хмыкнул Кривицкий. — Слушай, — он перешел на загадочный тон и понизил голос: — Мы тут сидим с Романом и головы ломаем… Если гипотетически предположить, что вы с Якушиным правы и душа маньяка Усманского перебралась в тело этой бабы… Как у нее нынче с сексом? Как это выглядит вообще? Она же по сознанию мужик? А по физиологии — как ни крути, баба… такое бывает?

— Ты отстал от современной жизни, — засмеялся я, — во многих продвинутых странах это считается нормальным. Транссексуалы, трансгендеры, все прочие удовольствия. Третий пол. Хотя согласен, в нашем случае все не так. Упомянутые категории таковыми сделались без принуждения — по природе, да и общество влияет, уверяя, что это нормально. В нашем случае маньяка Усманского поставили перед фактом — и живи как знаешь… В затруднении, Вадим. Ему это может понравиться (ведь прежняя сущность пока при нем), может принуждать себя, может временно исключить секс из жизни — до прояснения, скажем так, обстановки. Последнее — наиболее вероятно. Тема, кстати, интересная, в плане выявления преступника. Но сомневаюсь, что твой практикант с этим справится — слишком личное. Пусть не лезет, чтобы не подставляться. Все, жду почту.

Информация поступила рваная, отрывочная. Ксерокопии паспортов, выписки из истории болезней, фото из социальных сетей, служебные характеристики, выписки из домовых книг о месте регистрации и много того, что вообще не нужно.

Я хмуро разглядывал совершенно нормальные женские лица. У Одинцовой строгое лицо, прямые темные волосы, прическа-каре, смотрит исподлобья, как-то взыскательно, как и подобает прокурору. Терапевт Карамышева на вид добрее, но тоже дама с характером — глаза умные, явно немногословная, сдержанная. Обе не толстые, но и не худышки.

На фото в «Одноклассниках» фотограф заставил Одинцову улыбнуться — нормальная в принципе улыбка. У Карамышевой две дочери, мелкие внуки, кажется, дача — грядки, качели, цветущий бульденеж. Нормальный муж с редкими седыми волосами.

Малашенко выше, стройнее, почти на всех фото — загадочная полуулыбка. Носит очки с большими круглыми линзами. Рядом затурканный работой и ежемесячными выплатами муж — такое впечатление, что он на пару лет моложе супруги. Маленький сынишка на крохотном велосипеде.

Что мы ищем, черт возьми?

Снова гадское чувство, что занимаемся не тем — ищем там, где светлее, а не там, где надо. И при этом беззастенчиво вторгаемся в частную жизнь.

Есть ли смысл их выслеживать, копаться в грязном белье? Добыть голоса, образцы почерков. Не факт, что это решит вопрос, но все же…

Болела голова, меня опять тошнило. Я всматривался в их лица, запоминал, сравнивал с посетительницами музея и чувствовал растущую подавленность. Лица на видео были нечеткие, фигуры ни о чем не говорили. Опытная злоумышленница ловким макияжем может полностью изменить лицо; грамотно подобранной одеждой завуалировать особенности фигуры; и даже рост при желании можно изменить!

Коренастая особа предпенсионного возраста отдаленно походила на Карамышеву. Одинцовой могла оказаться спутница мужчины, дама в платочке, одна из блондинок. Светланой Малашенко — две последние.

Эта чертова особа в платке! С ней было не ясно, лица она не показывала, сутулилась, одежда мешком…

Я резко поднялся и — упал обратно — закружилась голова. Работник из меня уже не тот, что прежде… Я подождал, пока пройдет слабость, набрал номер Риммы Казаченко.

— Да, мой генерал, — учтиво отозвалась сотрудница.

— Ты дома? — спросил я. И понял по растерянному молчанию, что это так, — Заметь, Римма, я не очень часто прошу тебя об одолжении, тем более прошу поработать. Сегодня именно тот случай. Сам не могу. Я стар и слаб…

— Минуточку, — перебила Римма, — ты младше меня на семь лет, разве не так?