И ещё он хорошо играл на гуслях и управлялся со стадом, что потом помогло ему управлять и стадом людей под мудрым руководством свыше.

Без гуслей, но вот таким молодцом, со светло-русыми кудрявыми волосами, красивыми глазами и приятным лицом, изо всех сил стараются изобразить светлую память о царе Давиде Израильском, праотце Иисуса Христа во плоти (Послание к Римлянам, 1:3; Ев. от Матфея, 1:1-17; Ев. от Луки, 3:23-38 и 18:38; Ев. от Марка, 10:47 и во многих других местах). Светлая память запечатлена на иконах царя Давида, помещаемых в иконостасах церквей. Может быть, и не всех, но запечатлена.

Положил Господь глаз Свой на белокурость юноши ещё Давида, на его глаза красивые, да и лицо приятное, не исключая и гусли звончатые. С тех пор и пошло-поехало до приведения Давида на царство, которое состоялось у него с 1004 по 965 годы до н.э. (до Р.Х.). Он, вообще говоря, был никем, просто самым младшим из восьми сыновей Иессея, сына Овида, внука Вооза и Руфи, правнука Салмона, праправнука Наассона и т.д. до Авраама, Ноя и Адама.

Мы, конечно, все из грязи, как достопочтенный Адам, но в князи не все мы можем пролезть, а этот, Давид который, пролез с подачи Самого Главного. Дело, как я говорил выше, дошло даже до икон, не в стиле Рембрандта, а в своём, со стараниями изо всех сил изобразить неописуемую красоту, невзирая на неописуемые безобразия и нарушения всех мыслимых и не мыслимых законов, которые были даны Богом давно, во времена Моисея.

Сначала всё шло сравнительно приемлемо. Тогдашний царь Саул сделал Давида своим оруженосцем, а заодно и гусляром (кстати, по каким-то причинам православие не любило эти свистопляски под гусли). А Саул был не православный, поэтому он это дело воспринимал спокойно. Игра на гуслях даже отпугивала от Саула злой Божий дух (и такое, оказывается, бывает). Что-то я привираю, скажете? Да, сознаюсь, привираю, но вместе с Ветхим Заветом, в котором так и записано (1-я Царств, 16:23):

«И когда дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него».

Давид хоть и младшим самым был в семье, хрупким ещё юношей, но уже в то время спокойно управлялся в борьбе с медведями и львами (1-я Царств, 17:34-36). В дальнейшем, правда, Давиду это понравилось, и он переключился уже на людей, попирая всеми своими, вероятно, красивыми и стройными ногами, закон Божий: «Не убий!» Началось это с Голиафа.

Голиаф был из филистимян, язычников, скорее всего, из необрезанного народа неизвестного происхождения, вероятно, в Палестине. Голиаф был выдающихся размеров и необычайной для среднего человека силы. Может быть, даже он и из оставшихся в живых после потопа исполинов, издревле прославившихся людей (Бытие, 6:4). Так вот, Давид хитростью и ловкостью справился с этим львом из человеческого рода, а потом с него мёртвого снял голову и отнёс своему царю, в подарок, надо полагать.

История Давида очень большая, нет смысла её здесь подробно излагать. О его взаимоотношениях с Саулом, о том, что с собранным им воинским отрядом почти полтора года  служил у тех же филистимлян, потом сражался и против них и побеждал (2-я Царств, 5:17-25), стал царём с подачи Бога, завоевал моавитян (2-я Царств, 8:2), Едом и Арам (2-я Царств, 8:13,14) аммонян (2-я Царств, 10:1-14) и многих ещё. Но всё это оправдано, потому что война – дело Божье. Насколько оно Божье – говорит напропалую весь Ветхий Завет. К примеру, в нескольких случаях в борьбе с филистимлянами Давид обращался за советом непосредственно к Богу (тогда это было просто), спрашивал, идти ли, мол, мне на филистимлян, поразить ли их? На что Бог отвечал, что иди, что Я предам их в твои руки (см., например, 1-я Царств, 23:2; 2-я Царств, 5:19 и др.). А в одном случае (2-я Царств, 5:23-25) Бог даже посоветовал Давиду не идти в лоб неприятелю, а «зайди ему с тылу», а потом, после Божьего знака – напасть и разнести в клочья. Совет чисто человеческий, от бессилья помочь разбить в лоб, что очень легко было сделать.

Война есть война, Божье дело, как я говорил, но Давид не ограничивался только победой. При победе над гессурянами, гирдеянами и амаликитянами он «не оставлял в живых ни мужчины, ни женщины, и забирал овец и волов, и ослов, и верблюдов, и одежду» (2-я Царств, 27:9). Он даже и соответствующее оправдание этому придумал (там же, 27:11): «Они могут донести на нас и сказать: «Так поступил Давид, и таков образ действий его во всё время пребывания в стране Филистимской».

Война есть война, дело Божье, но, победив, например, моавитян (2-я Царств, 8:2), он «смерил их верёвкою, положив их на землю; и отмерил две верёвки на умерщвление, а одну верёвку на оставление в живых». При победе над городом Равва (2-я Царств, 12:31) «народ, бывший в нём, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступал со всеми городами Аммонитскими».

Можно было бы и оправдать как-то такие воспитательные меры Давида, если бы такие же меры применяли и сами аммонитяне. Но об этом не сказано.

В мирной жизни Давида тоже было мало чего мирного. Он, например, чтобы взять себе в жёны понравившуюся ему Вирсавию (будущую мать царя Соломона, сына Давида), приказал избавиться от её мужа Урии, что и было успешно претворено в жизнь, т.е. – в смерть (2-я Царств, 11:14-17). Хоть это Богу и не понравилось, вероятно, но Он об этом быстро и забыл, поскольку дальше шли более важные события – войны. Сам Бог, например, творил похожее. Это следует из дружеской беседы между Давидом и Богом. При царствовании Давида случился трёхлетний непрерывный голод в его стране. Давид и спросил у Бога, зачем, мол, мне достались такие неприятности, за что? На что и получил ответ: «Это ради Саула и кровожадного дома его, за то, что он умертвил Гаваонитян» (2-я Царств, 21:1).

А как вы думаете прекратился голод? Очень даже в стиле Всевышнего. Давид спросил у гаваонитян, что они хотят за злодеяния Саула. Они попросили так, как это было и есть в сказке «Аленький цветочек»: не привози ничего, только цветочек аленький. Так и они: ничего, мол, нам не надо, ни серебра, ни золота, ни прочего, а отдай ты нам только сыновей Сауловых, мы их убьём. Выдали им семерых, повесили их принародно. Потом собрал Давид косточки Саула и тела повешенных, похоронил. Всё это Богу так понравилось, что голод-то и прекратился. Здорово, да!

И с переписью своего народа у Давида получилось плоховато (2-я Царств, 24:1-15). Во-первых, Бог подстрекнул Давида на антибожественное дело – перепись народа. А во-вторых, наказал того же Давида за это антибожественное дело. Причём, дал на выбор три наказания: либо на семь лет голод в стране, либо бегать от неприятеля три месяца, либо на три дня в стране моровая язва. Голод Давид отверг сразу. Куда это, на семь лет-то! И второе отмёл, будучи воякой-завоевателем. Не пристало бегать от неприятеля, стыд-то какой на три месяца! А вот безобидные для Давида три моровых дня как раз и подошли. Так решил Давид, так сделал потом и Бог – погубили они вместе семьдесят тысяч человек. За перепись, к которой они, умершие от моровой язвы, ну никакого отношения не имели. Только хлопоты одни с хождением в город, где родились.

Можно и о другом многом рассказать. Например, о том, что Давид убил двести филистимлян, обрезал их крайнюю плоть и принёс к царю, как они об этом и договорились, чтобы тот отдал в жёны Давиду свою дочь. Или о завещании Давида своему сыну Соломону. Или о песне Давида своему Богу. Хотя нет, о песне как раз и надо сказать. Эту песнь (2-я Царств, 22; 23:1-7) надо читать только после прочтения всего жизнеописания Давида и его похождений. Иначе она воспримется не так.