Не успел оглянуться – прошел месяц.

Перед праздником Цинмин стало теплеть, земля почти повсюду отмерзла. Ветки ив по берегам реки уже подернулись бередящим душу зеленым туманом. На обращенных к солнцу склонах окрестных пустых холмов проклевывались нежно-зеленые побеги молодой травки.

На рабочих площадках ремесленной фабрики работяги уже не выдерживали в ватниках, скидывали их на сторону и работали дальше. У общежития уже был возведен первый этаж; положили пол и начали ставить стены второго этажа. Работа Шаопина была закидывать на второй этаж один за другим побрызганные водой мокрые кирпичи – это же сколько надо и физической силы, и выносливости! Для подмастерья это была, без сомнений, самая тяжелая работа; но ему надо было ее делать, потому что в своем разряде он получал высшую ставку.

Надсмотрщиком на этом участке работ был племянник подрядчика Ху Юнчжоу, еще молодой, но во всём бравший пример со своего дяди; с черным огрызком самокрутки в зубах, он всё время крутился тут и там, с утра до вечера был на участке, размахивая руками и покрикивая. Сам Ху Юнчжоу обычно появлялся раз в день, обходил всё кругом, и больше его не видели – ему надо было смотреть сразу за несколькими местами работ, успеть везде проверить и распорядиться. Вечером он возвращался на ночь сюда. Ху Юнчжоу со своим племянником жили каждый по отдельности в выгороженных для них углах в пустующей пока гончарне. За стенкой рядом была кухня. Еду готовил кроме той нанятой девочки еще один пожилой мужик лет шестидесяти с лишним, тоже из родни Ху Юнчжоу; этот старикан и племянник Ху Юнчжоу жили в одной из печей, а та девчушка ночевала одна на кухне. Остальные работники там ужинали, а потом уходили в свой «яодун»[55] – земляную нору, вырытую ниже по склону рядом с мусорной кучей.

Работы стало больше, стали нужны еще люди. Ху Юнчжоу понемногу нанимал новых мастеровых из квартала у большого моста рядом с восточной заставой; тогда же он выгнал несколько человек, которые работали плохо.

Работников стало больше, старикан с девчонкой вдвоем уже не справлялись. Они еще могли приготовить, но старикану приходилось самому всё закупать, а огромные корзины с картошкой и капустой, мешки муки по пятьдесят цзиней[56] он в одиночку таскать не мог. Ху Юнчжоу ни с того ни с сего решил, чтобы Шаопин помогал старику ходить за покупками. Для мастеровых эта работа считалась легкой, каждый бы пошел с удовольствием. Но Ху Юнчжоу, считая, что Шаопин – земляк, из того же, что и он сам, уезда, отдал ему это выгодное поручение.

Шаопин радовался, словно получил повышение. Он теперь работал на участке только полдня, а другую половину дня вместе со стариканом, который готовил еду, ходил покупать продукты; так день получался намного легче, чем раньше.

Когда работать стало не так тяжело, ему вдруг ужасно захотелось почитать какую-нибудь книжку – ну подумайте: сколько уже времени он не держал в руках книги! С самого начала года, как он вернулся в Хуанъюань, он не ходил к Тянь Сяося, чтобы взять книжку почитать, – он ведь делал вид, что неграмотный, да и взятую книгу он бы не имел возможности читать. В карманах у него было пусто, он собирался скопить денег, чтобы послать домой и сестренке в уездный центр, и совершенно не собирался ни о чем другом думать.

Опять же именно теперь ему нельзя было отходить от своей роли неграмотного. Именно потому, что он был таким «неграмотным», который способен только на физический труд ради денег – только поэтому, – подрядчик ему доверял, и вот – поручил ходить за продуктами. Если бы Ху Юнчжоу знал, что он из учащихся, да еще развлекается тем, что книжки тут у него читает, – кто знает, может быть, сразу же и выгнал бы. А ему так не хотелось уходить с этого места работы! Мало того, что в день платят два пятьдесят, так теперь ему еще и не надо гнуть шею весь день изо всех сил, как другим работникам.

Однако желание почитать книгу вдруг стало настолько сильным, что он просто не мог ему сопротивляться. Он размышлял: как бы найти такой способ, чтобы и почитать, и чтобы этого никто не увидел?

Был единственный более или менее надежный путь – ночью спать одному в каком-нибудь месте.

Идея в итоге появилась. Он собирался переговорить с Ху Юнчжоу, чтобы начальник разрешил ему ночевать в строящемся здании. Там, конечно, еще идут работы, не поставлены окна и двери, совершенно нельзя разводить огонь, но погода уже теплеет, так что можно привыкнуть; ну ничего, что будет холодновато, зато он будет один и сможет читать.

Ху Юнчжоу совершенно не был против, чтобы он там устроился – раз ты, малыш, холода не боишься, то и устраивайся на голом месте, меня, Ху Юнчжоу, это не колышет!

Сунь Шаопин уже перебрался в дом без окон и дверей и тогда только вспомнил, что там вечером нет освещения. Тогда он во время походов за продуктами тайком купил себе несколько свечек.

Теперь, когда всё было готово, он собирался сходить к Сяося и взять почитать несколько книжек.

Прошел праздник Цинмин, и в одну из суббот под вечер Шаопин, нарушив правило, достал зубную щетку и мыло, украдкой помылся в ручейке, который тек к югу от их места, переоделся в свою «парадную одежду» и в приподнятом настроении направился в местный комитет, чтобы найти Тянь Сяося.

Когда он в канцелярии Тянь Фуцзюня встретился наконец с Сяося, она и рада была, и обижалась – спросила его, почему так долго не приходил.

Шаопин долго что-то мямлил, объясняя.

Он некоторое время не видел Сяося и с удивлением и даже некоторым испугом для себя вдруг обнаружил, что она разом стала выше, причем намного, – по своей невнимательности Шаопин не сразу заметил, что она в туфлях на высоком каблуке.

Оба чувствовали себя как раньше, вместе съели то, что Сяося купила в общей столовой, потом живо говорили на разные темы.