– Отец Илларион? А как же, привезли его с утра, скоро должен врач прийти, составить заключение, – прошамкал Корешков, сидевший за столом в предбаннике морга возле весело горевшей буржуйки. – Жалко батюшку, хороший был человек, говорят, воры его замучили. Привезли его в одних подштанниках, а они в ледяной корке. И за что, спрашивается?! Спасу от них нет, от воров-то…

– Могу я посмотреть на тело?

– На кой тебе?

– Мне нужно.

– Да смотри, жалко, что ли… Только какой интерес на мёртвых смотреть? Они оттого живее не станут. Ладно бы роднёй ты ему приходился, а так что ж…

Под бормотания Корешкова, взявшего керосиновую лампу, мы зашли в мертвецкую, где на полках лежало несколько трупов в исподнем. Не иначе, из тайги привезли работяг, не выдержавших работы на износ, а захоронить ещё не успели.

– Вот он, – подсветил сторож.

Отец Илларион в посмертии казался ещё более маленьким и сухоньким, чем при жизни. В бороде всё ещё отсвечивали ледышки, которые так и не растаяли в мёртвом бараке. Подштанники, так и есть, в ледяной корке. Выходит, и впрямь водой обливали. Неужто всё это из-за меня? Проучили таким образом, выходит, чтобы понты не кидал… Ну ладно, за мной не заржавеет.

Снова меня затопила ненависть. Но, пока шёл к своему бараку, немного пришёл в себя. Однако это не изменило моих планов, просто я просчитал, как буду действовать, решив, что не стану тратить время на разговоры. Толкнув дверь барака, не разуваясь, двинулся к воровскому углу, держа правую руку в кармане, на ощупь вдевая пальцы в отверстия кастета.

Урки уже проснулись, хотя иногда могли дрыхнуть и до обеда. Мало того, они в данный момент занимались не чем иным, как насильничали несчастного Витюшу, которому Туз уже успел дать погоняло Верка. Под смешки и унизительные комментарии остальных подонков в данный момент нашего чушка имел в задний проход Меченый, аж покряхтывающий от удовольствия. При этом остальные ещё хавали, видно, Митяй уже наловчился приносить им сюда из столовой еду. Эта сцена подняла во мне ещё одну волну ненависти, больше предыдущей. Нет уж, кастета вам будет мало, оприходую сучар кочергой.

Туз сидел лицом к проходу и, увидев меня, первым отставил в сторону миску с недоеденной перловкой, разбавленной кусочками сала. Начал подниматься, почуяв недоброе, тут-то ему и прилетело кочергой в челюсть. Бил, честно сказать, не со всей дури, в среднюю силу, но и этого хватило за глаза. «Законник», обливаясь кровью, рухнул как подкошенный. Наверняка сложный перелом и нескольких зубов точно недосчитается.

Меченый было дёрнулся, судорожно натягивая штаны, но тоже получил кочергой, только на этот раз уже в лоб. Впрочем, этого вполне хватило, чтобы мой соэтапник обмяк по примеру своего пахана, а его глаза тут же залило кровью из рассечённой раны. Однако черепушка вроде цела, хотя надо было бы проломить.

– Ты чё, падла! – завизжал Сапог, кидаясь на меня с заточкой.

Кочерга в умелых руках – инструмент универсальный. Потому удар снизу по тестикулам заставил урку сложиться пополам и с затяжным выдохом присоединиться на полу к подельникам. Не быть тебе, Сапог, отцом, после таких ударов причиндалы обычно всмятку.

Крест попытался улизнуть, но пинок вдогонку отправил его в короткий полёт на дощатый настил пола. Попинал немного, пару раз заехал кочергой по бокам, затем, оставив его лежать стонущим на полу, повернулся к Сиплому и Клыку, которые от греха подальше забились в угол. Витюша уже уполз к своей шконке, под которой обычно спал, и оттуда испуганно поглядывал в нашу сторону. Гнев уже прошёл, в душе поселилась какая-то пустота. От прежнего желания прикончить всю эту мразь почти ничего не осталось. Они и так получили неплохо, вон, всё ещё в отключке, только Сапог тихо стонет, держась за промежность.

– Клим, я говорил Тузу, чтобы не трогал попа, – провякал Клык.

Я ответил презрительным взглядом и отправился на выход. Через двадцать минут я находился на рабочем месте, упорно игнорируя вопросы компаньонов, куда я отлучался. Только Олегу рассказал, как было дело. А под вечер он извлёк из какого-то тайника склянку чистого медицинского спирта, наполовину разбавил в гранёном стакане водой и предложил помянуть раба Божьего Иллариона. Я выпил первым, не чувствуя градусов, механически зажевал зачерствевшей коркой хлеба. Странно, что за мной ещё не пришли ни воры, желающие отомстить за подельников, ни конвой, готовый упрятать меня в карцер. Но в том, что последствия будут, я не сомневался.