– Заманчивое предложение, – ухмыльнулся я. – Вот только встать на колени и поцеловать – извини, не могу, ноги не сгибаются. А вот поссать на сапог – легко.

– Вот теперь ты точно труп, – без особых эмоций констатировал Стальной, вытаскивая из-под ватника топор, который в его огромной лапе казался игрушечным.

«Что ж, видно, настало время сдохнуть, только прихвачу с собой пару-тройку ублюдков», – подумал я, в свою очередь выпрастывая на свет божий тесак и делая несколько вращательных движений, чтобы размять кисть.

Телогрейку я скинул, она явно сковывала бы движения. От кепки тоже избавился, «банданы» достаточно. Стальной, криво усмехнувшись, тоже скинул ватник, поводив плечами, а шапку передал стоявшему сзади подельнику. Силён бык, только и у меня имеются свои аргументы. Чай, не бороться с ним собрался. Лёгкого морозца я не чувствовал – адреналин разогнал кровь, и теперь я ждал, когда Коля сделает выпад первым, чтобы поймать его на контратаке, но в этот момент произошло нечто непредвиденное. Снова скрип снега под множеством ног, недоумённые взгляды урок за мою спину, и, обернувшись, я увидел вставшую позади меня толпу. Мать моя женщина, это ж политические и мужики! И на глаз тоже где-то человек пятьдесят. У каждого в руках какой-то предмет, которым можно при желании нанести тяжёлые увечья. А впереди Олег. В своих неизменных очках на носу, но с решительным лицом и штыковой лопатой в руках он смотрелся и грозно, и нелепо одновременно.

Эта сцена мне напомнила завязку моего любимого фильма «Банды Нью-Йорка», и если выбирать из двух главарей, то я видел себя в роли Святоши Валлона, подло зарезанного подкравшимся сзади Биллом Мясником Каттингом. Но я уж постараюсь подобной оплошности не допустить.

– Опа, это чё, бунт на корабле? – вякнул всё тот же урка, что восхитился моей смелостью в начале толковища.

– Никшни, Жиган! – осадил его Стальной и, уже обращаясь ко мне, сказал: – Надо же, сумел собрать этих никчёмных упырей… Надеешься, они спасут твою гнилую шкуру? Да они разбегутся, едва только увидят, как твои кишки вываливаются на снег.

Надо сказать, я отнюдь не был уверен, что мои нечаянные помощники и впрямь не дадут драпака при виде грозящей им смертельной опасности. Однако меня вдохновил решительный вид Олега и ещё нескольких союзников, среди которых, к своему огромному удивлению, я приметил даже Ройзмана, жавшего мне утром руку. А рядом с ним совсем молодой парень, не иначе тот самый Петя, с виду совершеннейший доходяга. Как там у поэта… «Юноша бледный со взором горящим». Левая кисть забинтована, видно, на ней Туз и сломал ему пальцы. Жаль будет, если погибнет во цвете лет. С другой стороны, лучше сгинуть в бою, чем на торфоразработках, или, тем паче, быть замученным урками.

– Хочешь выпустить мне кишки? Что ж, попробуй, – хмыкнул я, надевая на пальцы левой руки заледеневший кастет.

Несколько секунд прошли в молчании и обмене взглядами, и вдруг, заорав так, что у меня чуть не заложило уши, с отчаянным воплем «Сдохни, сука!» и выпученными глазами Стальной прыгнул вперёд. Лезвие топора просвистело в сантиметре от моего уха, не уклонись я вовремя – быть мне как минимум одноухим. Это в лучшем случае, в худшем – Стальной разворотил бы мне череп. Большая удача, что удар был косым и лезвие, минуя ухо, не вошло в моё плечо.

Ответить я не успел – соперник быстро отпрянул и снова ринулся на меня. В этот раз я просчитал его действия на шаг вперёд. Новый уклон, взмах «мачете», а в следующее мгновение отсечённая кисть Стального с зажатым в ней топорищем валится мне под ноги, а из обрубка брызжет кровь, окропляя красным утоптанный снег. Великан, басовито воя, словно смертельно раненный медведь, безуспешно пытается остановить кровотечение, зажав обрубок пальцами левой руки.

«Мочи сук!» – разнеслось в стылом воздухе. Толпа урок тёмной волной понеслась вперёд, а навстречу ей – такая же тёмная волна с криком: «Бей блатных!» Мы со Стальным посередине, где через секунду схлестнутся две небольшие армии, и я понимаю, что без трупов не обойдётся, а потому уж мне-то миндальничать не пристало. Я не допущу повторения прошлого раза, когда оставил Туза и его подельников в живых. Лезвие моего тесака вспарывает живот вопящего Стального, и, как он и обещал, внутренности вываливаются на снег. Только не мои, а его. Хорошая сталь у моего тесачка, спасибо Семочко, уважил так уважил.

Смотреть, как этот лагерный Голиаф корчится в предсмертных судорогах, было недосуг. На меня уже нёсся сам Туз, бежал молча, поскольку орать с забинтованной челюстью весьма затруднительно, только пар из ноздрей вырывался, как у хорошего скакуна. В руках он сжимал деревянный кол, но остриё его вроде обито жестью. Тоже мне Челубей доморощенный!

Шаг в сторону, удар тесаком наотмашь параллельно земле – и лезвие с хрустом входит аккурат над переносицей, снизу вверх, уходя в лобную долю. Входит глубоко, чуть ли не до середины. Всё, напоровшийся, словно на невидимую стену, Туз уже не жилец. Он и сам, похоже, это понимает. Косится на меня, только уже не зло, а обречённо, а из глаз, словно в фильме ужасов, сочится кровь.

Лезвие выдернулось не без труда, только после этого освобождённое от инородного предмета тело урки осело. Переживать некогда, блатные, которым терять уже нечего, понемногу теснят наших. Многим из моих союзников наверняка и драться-то раньше не приходилось, а тут сразу такая бойня! Но они тоже молодцы, не сдаются, понимают, что пощады не будет: либо они – либо воры. Мужики, конечно, больше пользы приносят, это в большинстве люди от сохи, привычные к потасовкам, да и физически покрепче, не то что интеллигенция. Хотя и среди политических вон вроде парочка репрессированных военных. А осатаневший Олег лопатой машет так, что никто не рискует к нему даже приблизиться. Даже связка Ройзмана и Пети не сдаётся: один палкой отмахивается, второй – каким-то железным костылём. Вон как удачно Петя, несмотря на свой хлипкий вид, заехал какому-то урке по скуле, тот сразу в сторону откатился, держась за лицо.

А это кто? Ага, Меченый машет кувалдой без устали. Вон кому-то из наших черепушку разворотил. Вы же, мать вашу, чифирники конченые, откуда у вас, уголовников проклятых, только силы берутся?! Или это тоже адреналин? А скорее всего – из пайков с кухни и посылок, которые они отбирают у простых зэков.

С Меченым церемониться не стал, подсёк коленное сухожилие, блатарь резко осел, и тут же бывший комбриг из пятого отряда вонзил ему в грудину сделанную из напильника заточку. Всё, был Меченый, да весь вышел.

Моё вмешательство резко перевесило чашу весов в нашу сторону. Взмах тесаком, удар кастетом, тесак, кастет, тесак, кастет… Настоящая кровавая жатва. Адреналин просто кипел в крови, я совсем не чувствовал усталости, хотя изначально был уверен, что с такой «кормушкой» надолго меня не хватит. Вокруг, словно срезанные снопы, падали тела с криками, стонами, а порой и беззвучно, напоминая скинутые с постамента памятники, которые в 90-х годах принялись рьяно сносить в России, а в бандеровской Украине – после 2014-го. Кто-то, истекая кровью, выл, катаясь по снегу, кто-то пытался подняться и тут же получал новый удар, теперь уже затихая навсегда.

Раньше мне казалось, что кровавая пелена в глазах – всего лишь красивое литературное выражение. Даже в чеченскую, когда случалось с ножом кидаться на врага, я сохранял хладнокровие. Сейчас я почти ничего не соображал, вид крови буквально ввёл меня в исступление. Воистину берсерк! Я бил, колол, рубил, с трудом различая, где свои, где чужие, каким-то чудом уворачиваясь от ударов, которые должны были стать для меня смертельными или, как минимум, покалечить. Кто-то всё-таки заехал мне по скуле, но боли я даже не почувствовал. Скольких я уложил? А чёрт его знает. «Звучал булат, картечь визжала, рука бойцов колоть устала…» – вспомнились ещё с детства знакомые строки.

…Первый выстрел в горячке драки никто не услышал. После второго люди стали приходить в себя, останавливались, тяжело дыша и озираясь вокруг. А тут ещё взвыла сирена. В луче прожектора, разрезавшем ночной сумрак, картина бойни выглядела устрашающе.