– Воры подписали тебе приговор, – хмуро буркнул Олег, лишь только я заглянул в столярку погреть ладони у буржуйки. – Не знаю подробностей, но информация точная.

– Твою ж мать! – невольно вырвалось у меня.

В глубине души я надеялся, что обойдётся без последствий, тем более прошло уже столько дней, а мне до сих пор никто не кинул предъявы. Наивный чукотский мальчик… Урки такого не забывают, это кровная месть, а я позволил себе поднять руку на авторитетного вора.

– Что будешь делать? – поинтересовался Олег, покосившись в сторону нового, молчаливого работника, которого прислали вместо погибшего священника сколачивать ящики.

– Что делать, что делать… Драться буду, что ещё остаётся! С собой хоть одного, да приберу… Слушай, а нельзя тут где-нибудь тесачком обзавестись? – спросил я, понизив голос.

– Эка махнул! Заточку могу подогнать, у меня тут заныкано, а тесак… Если только с Семочко поговорить?

– Точно, пойду в цех загляну, может, решим с ним вопрос, мужик он вроде нормальный.

Семочко был на месте, что-то объяснял относительно молодому заключённому-слесарю, зажавшему в тисках какую-то заготовку. Дождавшись, когда мастер освободится, отвёл его в сторону и объяснил свою просьбу.

– Что, в самом деле блатные тебя приговорили? – переспросил Семочко.

– Олегу я доверяю, он зря болтать не станет.

– М-м-м-да, здорово ты влип… – задумчиво протянул мастер, ухватив пятернёй небритый подбородок. – Я ведь, когда узнал, как ты воров на место поставил, даже порадовался. Они же совсем краёв не видят. Но и не удивлён, что они злобу на тебя затаили, отомстить решили. Хотя, имейся у них хоть капля чести, могли бы сначала вызвать на толковище и там при всех предъявить тебе претензии.

– Ну, ещё не вечер, может, и вызовут…

– Может, и вызовут, – согласился Семочко. – Но не факт. В любом случае я на твоей стороне, а потому твою просьбу уважу. Сегодня вечерком задержусь во время пересменки, поработаю над заказом.

– Спасибо, Петрович, должен буду.

– Ничего не должен, ты единственный на весь лагерь, кто не испугался против воров встать. Даже завидую немного, я бы так, наверное, не смог…

– Почему не смог бы? Припёрли бы к стенке – ещё как смог бы! Я же вижу, есть в тебе стержень, Петрович.

– Скажешь тоже, – махнул рукой Семочко, но было видно, что мои слова ему польстили.

Эту ночь я практически не спал, держа под подушкой наготове кастет и зажав в кулаке подаренный батюшкой деревянный крестик. На смену отправился таким квёлым, что стало ясно – долго я так не выдержу. Рано или поздно отрублюсь, и тогда урки смогут ко мне подобраться и сделать своё чёрное дело. Впору того же Клыка вызвать на откровенный разговор, может, расколется, кому поручено исполнить заказ…

«Дурак ты, Фима, – поставил я сам себя на место. – Клык, может, и не таит к тебе личной обиды, но он из воров, и этим всё сказано. Так что „оставь надежду, всяк сюда входящий", живи реалиями, а не мечтами».

На полпути из столовой к рабочему месту, когда я, едва переставляя ноги, немного отстал от пары товарищей-грузчиков, из-за угла вдруг выскочил какой-то щуплый мужичонка характерной еврейской наружности. Сначала он воровато огляделся, а затем схватил меня за рукавицу и принялся её трясти.