Книги

Чистилище

22
18
20
22
24
26
28
30

– Стоять, мать вашу! Руки в гору!

Щёлканье затворов винтовок окончательно привело всех в чувство. Я отбросил в сторону тесак, кастет, соскользнув с пальцев, упал в снег. Туда же – перевязь, ни к чему палиться раньше времени. Хотя и жалко экипировку, с ней я был настоящей машиной для убийства. Только уже, похоже, бойня закончилась. Поднял руки, остальные участники резни последовали моему примеру, понимая, что с лопатами и кольями бросаться на винтовки подобно самоубийству. Полтора десятка стволов смотрели на нас, готовые в любой момент выплюнуть смертоносные кусочки свинца, и никому не хотелось принять их в себя. Краем глаза увидел, что Олег поднял одну руку, вторая висит безжизненной плетью. Жив – и то хорошо, а кости, даст бог, срастутся. Вон и Ройзман с Петром тоже живы. Вовремя я пришёл на подмогу, иначе наших могло полечь куда больше.

– Вы что, падлы, охренели?!

Это сам Мороз прибежал, в распахнутой кожаной куртке на меху, сбитой набок фуражке, потрясая наганом. От его псевдоинтеллигентности не осталось и следа. Тяжело дыша, он с ужасом оглядывал поле боя.

– Это что такое, я вас спрашиваю?! Кто? Кто это сделал?

А то непонятно, кто… М-да, товарищ в шоке, ну так его легко понять. Все молчали, опустив глаза, только я, похоже, не боялся взглянуть в лицо начальнику лагеря. Заметив это, тот подлетел ко мне, тыча в лицо пистолетом.

– Фамилия?

– Осужденный Кузнецов, статья сто сорок вторая, одиннадцатый отряд.

– Где начальник одиннадцатого отряда?! – заорал он, крутя головой. – Где этот сукин сын, я вас спрашиваю?!

Перепуганный до чёртиков сержант выскочил из сумрака, вытянувшись перед начальником лагеря:

– Сержант Мотыль, товарищ старший майор государственной безопасности!

– Расстреляю к чёртовой матери!

– Виноват, товарищ старший майор государственной безопасности!

Несчастного сержанта буквально трясло от страха. Мороз, однако, свою угрозу в жизнь воплощать не торопился.

– Твою же мать, такое ЧП, теперь секретарь обкома приедет разбираться, областное руководство НКВД, чего доброго, заявится, – бормотал он, вытирая вспотевший, несмотря на морозец, лоб. – Такое разбирательство будет… Где остальные начальники отрядов? Всех ко мне!

Спустя минуту перед ним выстроились четырнадцать человек. Яков Моисеевич, вне себя от ярости, бегал перед ними, размахивая наганом.

– Вы… мать вашу… сукины дети… какого хрена… расстреляю!.. – Затем, сделав передышку, перевёл взгляд на нас. – Этих – в отдельный барак до выяснения обстоятельств… Нет, уголовников отдельно, а то снова передерутся. Оба барака взять под усиленную охрану. Раненых… Раненых добить. Нечего на этих подонков медикаменты переводить. Спишем на обычную смертность. А этого, – ствол в мою сторону, – сейчас же ко мне на допрос. Лагин, давай со мной, тоже поприсутствуешь.

Лагин, заместитель начальника по воспитательной работе, кивнул, хмуро глядя на меня. Вместе с ними под конвоем дюжего красноармейца я прошествовал в бревенчатый домик, служивший административным зданием лагеря. Шёл в одной рубахе, бушлат так и остался лежать где-то на поле боя, механически подумав, что правильно сделал, переложив фотокарточку Вари в карман брюк.

В кабинете Мороза было прохладно, Яков Моисеевич кивнул красноармейцу, и тот шустро развёл в печке огонь. Всё это время я стоял посреди кабинета, Мороз и Лагин сидели один в кресле за своим столом, а второй – на стуле у стены. Начальник лагеря всё никак не мог расстаться с наганом, то кладя его на стол, то снова беря в руки и прокручивая пальцем барабан. Моё же внимание привлёк бронзовый бюст Сталина высотой сантиметров тридцать. Прикинул, что этой штукой в случае чего можно проломить голову. Но пока ситуация того не требовала.

Наконец печка разошлась, от неё потянуло теплом, и я стал оттаивать, не только в физическом, но и в психологическом плане. Адреналин схлынул, резко навалились апатия и усталость, хотелось рухнуть в постель и забыться. Сказывалась и предыдущая бессонная ночь. Однако мне предстояло выдержать допрос, во время которого, вполне вероятно, меня будут бить. Да и пусть бьют, может, забьют до смерти, на том свете наконец отдохну.