Конвоир тоже остановился позади, не зная, что предпринять. Я же, продолжая хрипеть, бухнулся уже на колени, всем видом демонстрируя, как мне хреново, мол, того и гляди окочурюсь. И в то же время краем глаза следил за Симоновым. Если вплотную не приблизится, будет так же держать меня на мушке на расстоянии пары метров – мой замысел накроется медным тазом.

Но, видно, Бог всё же глянул в мою сторону. Конвойный подошёл на метр и ткнул в меня стволом трёхлинейки:

– Слышь, мужик, ты чего? Тебе плохо, что ли?

– Хана мне, братишка, – выдавил я из себя между стонами. – Похоже, что-то отбили, да ещё ваш Лагин, сука, добавил. Помираю я.

– Э-э, какой помираю, мне тебя велено в карцер живым доставить, там и помирай сколько влезет. Вставай, осталось немного.

Ещё один тычок стволом, но на этот раз я обхватил ледяную металлическую трубку и резко дёрнул на себя. Не ожидавший такой подлянки Симонов качнулся вперёд, выпуская винтовку из рук, а в следующее мгновение получил прикладом точно промеж глаз, под нижний край шапки-ушанки. Смешно икнув, вертухай осел на снег и затих. Кожа на лбу лопнула, но вроде живой, пульс прощупывается. Побудет какое-то время в отключке. И мне этого времени должно хватить, чтобы конфисковать у конвоира одежонку. Так, длиннополый овчинный тулуп. Размерчик, правда, поменьше моего, всё внатяг, особенно в плечах, хоть я и похудел за последние месяцы в неволе. Как же хорошо в тёплом! И валенки подошли, на обмотанных портянками ногах сидели как влитые. Шапку с красной металлической звездой на голову, теперь перепоясаться ремнём с притороченным к нему патронташем. И последний штрих – рукавицы со специально выделенным указательным пальцем, чтобы можно было давить на спусковой крючок. Не прошло и пары минут, а я уже выгляжу как боец НКВД.

Так, а с этим что делать? Бедняга либо сейчас очнётся, либо окочурится тут в одном исподнем. Не добивать же парня, в самом деле, совсем пацан ещё, и нагрешить, скорее всего, не успел. Ладно, свои ботинки я ему на ноги натяну, но это и всё, чем я мог ему помочь.

Тут мой взгляд упал на барак, где хранились покойники. Корешков вроде при морге постоянно живёт, у него там своя каморка, вон и свет от керосиновой лампы виден в маленьком оконце. Может, и согласится приглядеть за новым постояльцем?

Однорукий инвалид, на моё счастье, оказался на месте, причём без гостей, что было весьма кстати. Лишние свидетели нам ни к чему. Отворотив люто заскрипевшую на морозце дверь, окинул взглядом открывшуюся его глазам картину и задумчиво почесал пальцами единственной руки затылок.

– Это что же, не иначе, как ты, Клим, в вертухайское обрядился? И надо думать, что вот с него ты и снял? Дохляка мне приволок?

– В корень зришь, дед. Только живой он… пока. Без сознания. Оставлять его на морозе жалко, решил вот, может, у тебя паренёк перекантуется. С покойничками.

– Ну, заноси, места ещё есть, правда, слышал, буча у вас там была, свежие поступления ожидаются?

– Была, и твоё заведение скоро пополнится стояльцами, всё равно их определять больше некуда.

– Ну давай, тащи уже, а то я продрог тут стоять… Только и у покойников не теплее, разве что ветра нет.

– А ты его одеялом прикрой, я предварительно спеленаю и кляп вставлю, чтобы раньше времени не шумел.

– Тогда и меня в моей комнатушке спеленай, можешь и тряпку в рот засунуть. А то приволокут сейчас трупы и подумают, что я тебе пособничал.

– И точно, как же это я сам не догадался!

В общем, сделали всё, как запланировали. Уложил я конвойного на полати в мертвецкой, по соседству с окоченевшим зэком. Корешков притащил верёвку и одеяло, сшитое из разноцветных кусков материи. Пока пеленал Симонова, тот уже начал приходить в себя, и я тут же знаками отослал старика, чтобы пленник его не запомнил. Затем продолжил дело и в финале прикрыл бедолагу разноцветной попоной. Тот уже вращал белками глаз, пытаясь осознать, что происходит.

– Полежи пока в тишине и не рыпайся, – прошептал я ему на ухо. – Будешь дёргаться – пристрелю.

Тот попытался что-то промычать, но из-за вставленного в рот кляпа в виде какой-то вонючей тряпки из закромов сторожа трудно было разобрать содержание заготовленной для меня фразы. Оставив неудачливого конвоира наедине с покойниками, я перебрался в комнатушку Корешкова и проделал ту же процедуру, что и с Симоновым. М-да, связывать однорукого мне ещё не доводилось. Ну ничего, примотать руку к туловищу – и готово. Теперь переложить на топчан. Для кляпа я нашёл тряпку почище.