Я восхищаюсь своей наставницей. Её организм к старости притупился, но ум ясен и взгляд боек. Она говорит: «Я верю в твой голос, Оболенская, – и, помолчав, добавляет, – и в тебя тоже верю». Разочарую её, будет жаль, но чар я не наводила. Был июль, были вечера, была подмена вокалистки в тяжёлой группе, ребята с кличками, приглашения туда и сюда. Был бандит, культурный мужчина, бандитизм на дам не распространяющий. Странный человек. Всё перемешано, а ему – культура, "мадемуазель". Мы с ним ездили в Европу. Не как туристы. Тёмные люди наводнили города. Тёмные нелегалы, под кайфом, со стволами. Трансы по углам. Законов много, а попробуй, защитись. Ночью. В переулке. Я ничему не удивлялась. Он удивился тому, что я не удивляюсь. Говорю же, странный. Ещё был Макс, не понимающий, каково писать кровью. И тень, понимающая. Я думала: вот небо, в нём свет, вот трава, в ней роса, вот полные памяти крыши, у них – виды на город. Во всём этом я стремлюсь, как Пастернак, отыскать нечто божественное, но из раза в раз проваливаюсь. Не стремясь, умела. Вот культуры: одна заимствует у другой, смешивается с ней, перетекает из того, что было, в то, что стало, они идут из разных мест, я хочу охватить их все, но вместо мультикультурности пришла к бескультурию. Вот моя память: в ней так уродливо замешано всё со всем (не из меня, не из людей вокруг, нет, память в компьютерную эру – это смесь себя и не-себя, себя и всего), что я теряюсь в калейдоскопе жизней, реальных и вымышленных, не отделяю реальность от вымысла. Еду с катушек. Я еду с катушек. Появилось я, чтобы ехать. Думала так, думала… И пришёл Марк. Живее и правой руки, и бандита, и остальных, даже наставницы. Марк, пригрезившийся мне вторично. Через него, глядя на него, я увидела и эльфов с прозрачными крылышками, с бликом радуги, на ветру, и рык всех подземелий разом, из-под маски (длинный нос и уши, и рога), и, увидев, обрела центр тяжести, опору, вместе с лёгкостью среди многоцветий, многоголосий, многословий. Любовь – это связь всего, когда некому развязывать. Ты и есть – связанное, в смысле, связное всё. Марк пришёл и встал рядом, чтобы мне было удобнее смотреть. Я знаю слова «Шизофрения» и «Галлюцинация». Они мне безразличны. Я вижу, как на сломе эпох не состоялась смена религий, и новому богу неоткуда приходить. Семь морей обмерены. Мифы и только. Боги приходили и умирали, чтобы возрождаться. Марк приходил и уходил. Любовь моя, с внешностью и именем, символ самой музыки, самой любви: прекрасной, ужасной. Его долго не было. Столько же, сколько и меня. Я сказала ему: «Останься со мной. Я знаю, что тебя нет, останься со мной. Когда ты есть, я в космосе, я – космос, когда тебя нет, я – в хаосе, я – хаос. Ты – смысл и вечность. Древний Логос в теле мальчика». Он улыбался и гладил меня по лицу. Мне не так много лет, чтобы организм притупился. Я туплю его сама, чтобы во мне обострилась жизнь.