— Где мама? — шепотом спросил сын. Леннард не знал. И пока еще даже не пытался этого выяснить.
— Она в порядке, — успокоил он сына. — Скоро будет у тебя.
Задыхаясь, Бен прошептал еще что-то, но Леннард не расслышал.
— Прости, что?
— Ты останешься с нами?
Леннард рывком выпрямился. Ему показалось, что он падает в бездну. Все эти годы он говорил себе, что с Беном все в порядке, что он счастлив в новой семье и уже забыл настоящего отца. Но слова Бена сорвали покров иллюзий и открыли ужасную реальность: сын все это время скучал по нему и надеялся на его возвращение. Он бросил Бена. Ему потребовалось время, чтобы найти в себе силы заговорить.
— Да, — ответил он, едва сдерживая рыдания. — Я останусь с тобой.
Тонкий рот Бена искривился в попытке улыбнуться.
— Хорошо, — сказал он достаточно громко, чтобы Леннард смог расслышать, не наклоняясь. Затем он закрыл глаза, и черты его лица разгладились.
Леннард не знал, как долго он сидел неподвижно, глядя на спящего сына. Вдруг кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Медсестра смотрела на него с обеспокоенным лицом.
— Не хотите ли чего-нибудь поесть? Может быть, кофе?
Леннард покачал головой.
— Я не могу уйти отсюда, — сказал он. — Мой сын…
Медсестра склонилась над Беном, отработанным движением проверила пульс на запястье, потом — на шее и взглянула Леннарду в глаза. У нее не было времени подбирать нужные слова.
— Ваш сын мертв.
Леннард так и остался сидеть, словно его пригвоздили, не в силах осознать услышанное. Он не мог ни двигаться, ни говорить, ни думать.
39
Воцарилась странная тишина. Фабьен открыла окна. Движение транспорта было куда менее оживленным, чем всегда. Даже самолетов, обычно подлетавших к Фульсбюттелю[7], сегодня не было видно. В прогретом солнцем воздухе щебетали птицы. Макс играл в «Лего» в комнате Ивонны. Еще один чудесный летний денек. Но вот только детская площадка во дворе пустовала и никто не гулял в сквере у дома. Она даже не позвонила в магазин, чтобы сказать, что не придет. Идея пойти сегодня на работу, как в любой будний день, показалась ей чересчур абсурдной. Нора сидела в халате за кухонным столом и с отстраненным видом помешивала кофе. Вдруг она поднялась, прошла в гостиную и включила телевизор.
— Ты уверена, что хочешь все это видеть? — спросила Фабьен. Нора ничего не ответила. Она села на диван и замерла перед экраном с ничего не выражающим лицом. Она даже не потрудилась выбрать канал. Зачем, если по всем каналам шло одно и то же.
— …Здесь очень хорошо видно… — говорил толстый мужчина в желтом галстуке-бабочке и коротком пиджаке, едва сходившемся у него на животе, водя пальцем по спутниковому изображению Германии. На юго-западной стороне, как раз там, где Германия продолжалась на запад от Рейна, виднелось густое черное пятно, как будто кто-то пролил чернила.