Файзулла почувствовал облегчение. До тех пор, пока Каган не захочет вмешиваться в расследование дела РКО.
- Конечно, ты сможешь это сделать, Лев. Они создали систему для иностранных инвесторов, чтобы окупить свои средства. Это займет какое-то время, может быть, четыре месяца. В этом деле все в одной лодке.
- В том - то и проблема. Это не обычная ситуация. Мне нужны деньги сейчас.
- Ты не можешь отложить это на четыре месяца?
- Черт возьми, я не могу откладывать это на неделю.
- Сколько?
- Три отдельных счета. По семьдесят пять каждому.
- Ты хочешь все это? Я не могу этого сделать, Лев. Это двести двадцать пять тысяч евро. Сто двадцать миллионов тенге!
- Совершенно верно, чурка.
Вот оно снова. Каган был самоуверен и Файзулла полагал, что у него были на то веские причины. Пропорции запроса были соизмеримы с весом рычагов влияния сенатора. Левкоеву не понравилось, как развивался разговор.
- Я не могу этого сделать, - сказал он.
- Что значит не можешь? Ты же член совета директоров, черт побери!
- Теперь есть определенные ограничения. Я не могу делать такие вещи так свободно, как раньше.
Каган понизил голос.
- Я могу сделать так, чтобы это стоило дополнительных усилий для тебя. Я могу позволить себе отпустить небольшой процент.
Файзулла мгновенно пришел в ярость. Будь он проклят, этот неуклюжий, недальновидный политик. Для Кагана и миллионов ему подобных, казах всегда был восприимчив к коррупции, взяткам. Немного поторговаться тут и там, и казах в конце концов откупится за небольшую сумму карманных денег. Но дело было не только в этом. Каган знал, что все не может быть так просто. Он не дошел до сути. Коррупция не была тем рычагом, на который он полагался.
- Лев, будет практически невозможно держать такие вещи в секрете.
Он слышал, как Каган глубоко втянул в себя воздух и выпустил его.
- Вот что я тебе скажу, чурка. Я не люблю сводить старые счеты, особенно с тобой, но думаю, что ты у меня в долгу.
Левкоев крепче сжал телефонную трубку. Между ними был целый мир тайн, но, как все благоразумные люди, каждый мудро держал свой собственный совет, позволяя неосторожностям другого накапливаться, как паутина, в доказательство моральной нищеты. Скелеты в их шкафах были арсеналами, находящимися наготове, и теперь Каган угрожал вытащить одного из них на открытое место.