Книги

Человек с двойной тенью

22
18
20
22
24
26
28
30

– Это правильно, – в голосе Елизаветы послышалась ирония. – Время военное, тяжкое, так что не до свадеб. Вот когда победим…

Георгий искоса глянул на Елизавету и нервно передернул плечами. Она, конечно же, заметила и этот взгляд, и этот жест.

– Спокойно, Инженер, – сказала она. – В нашем деле спокойствие и выдержка много чего значат. Привыкай, пригодится. Сейчас, как любящая невеста и без пяти минут жена, я заварю тебе чаю из сибирских трав, ты выпьешь и совсем успокоишься. Зачем волноваться? Все будет хорошо.

После чая Георгий и впрямь ощутил какое-то особенное, расслабляющее спокойствие. Возможно, причиной этому действительно был именно чай, а может, и усталость. Все-таки уже поздний вечер, а за истекший день Георгий успел потрудиться изрядно. А может быть, все дело в присутствии рядом Елизаветы? Ведь говорила же она два года назад там, в Сталино, что…

– Опять твой гипноз? – сонно встряхивая головой, спросил он.

– Ты это о чем?

– Сама знаешь… Ни рукой не могу пошевелить, ни глаза открыть. В сон клонит…

– Вот и спи, – монотонным голосом произнесла Елизавета. – Приляг на кровать – и спи. Спи, спи… Завтра у нас много разных дел.

– Ты это… – пробормотал Георгий, направляясь к кровати. – Ты прекращай… свой гипноз… или колдовство, или… Зачем? Я и так…

Последние слова он выговорил уже из последних сил. Он уснул и беспробудно проспал до самого утра.

Утром они отправились регистрировать брак. Это мероприятие не заняло у них много времени – никакой очереди к столу записей актов гражданского состояния не было. Женщина с усталым лицом записала фамилии Георгия и Елизаветы в толстую книгу, указала, где им нужно расписаться, произнесла краткое поздравительное напутствие, да на этом все и закончилось. Правда, в этой казенной речи все же прозвучали и некоторые неказенные нотки – то ли удивления, то ли недоумения, то ли зависти. Вот, мол, есть же такие люди, которые, несмотря на столь трудные времена, еще и пытаются жить обычной человеческой жизнью и обзаводятся семьями. Георгий улавливал эти нотки из казенной речи, стиснув зубы. Какая уж там обычная человеческая жизнь, какое счастье и какие совет да любовь? Знала бы эта женщина с усталым лицом, кого она регистрирует и поздравляет…

– Дело сделано, – сказала Елизавета, когда они вышли из казенного заведения. – Легализация идет успешно. До вечера ты должен подыскать мне работу, чтобы я смогла получить продуктовую карточку. Как там у вас? Кто не работает, тот не ест. Умру с голоду… – она улыбнулась.

– Значит, коногоном на шахту не желаешь? – мрачно спросил Георгий.

– Нет, не желаю, – серьезно ответила Елизавета. – Мне что-нибудь полегче. А то я женщина хрупкая и нежная. Загнусь. Есть у вас такое словечко…

Георгий ничего не сказал, повернулся и пошел. Его ждала работа на шахте «Поварниха».

Вечером Георгий пришел домой. Ох, как же не хотелось ему идти! Он с огромной радостью не пошел бы, остался бы на работе, переночевал бы в своем кабинетике или даже где-нибудь на скамье у какого-нибудь барака – лишь бы не видеть Елизавету. Но вместе с тем он понимал, что подобным поведением он ничего не добьется и ничего не исправит. Елизавета никуда не денется: коль уж она возникла спустя почти два года после тех памятных событий в Сталино, то никакими ночевками на скамьях, никакими протестами и ухищрениями от нее не избавишься. По крайней мере, до тех пор, пока она не добьется того, ради чего явилась. Знать бы еще, что ей нужно… И вообще, и от Георгия в частности. А узнать это можно лишь одним способом – от нее самой.

– И как наши дела? – спросила Елизавета, едва только Георгий переступил порог.

– Ты о чем? – угрюмо спросил Миловидов.

– О моем трудоустройстве, о чем же еще! – с нотками нетерпения и даже некоторого раздражения ответила Елизавета.

– Что, так не терпится потрудиться на благо отечества и во имя победы над фашистской Германией? – криво усмехнулся Георгий.