– А не солгала ли ты, Хенар? – Вышивальщица ответила мне непонимающим взглядом, и я продолжила: – Илан мертв, он теперь не ответит на обвинение. А может, всё иначе и у тебя все-таки есть тайна?

– Нет у меня тайн! – сердито воскликнула узница. – Почему ты так хочешь обвинить меня? Я сказала тебе правду, как ты хотела, но ты не веришь. – Она невесело усмехнулась: – Я так и думала, что не станешь верить. Он ведь любил тебя. Илан был хорош собой. Какой женщине не понравится внимание мужчины? Да еще такого видного, как Илан. Если бы Танияр его не опередил, наверное, тебе бы не пришлось скрывать, что Илан тебе нравится.

– Довольно, – без гнева и раздражения остановил ее Танияр. – Я верю своей жене, не стоит жалить. Твой яд не пробудит сомнений.

– Ашити складно говорит, ей хочется верить, понимаю, – склонила голову Хенар. – Я не стану говорить того, что ты не хочешь слышать, дайн, даже если это может быть правдой. Тем более Илана больше нет, и опасаться тебе нечего. Никто больше не смутит сердца твоей жены.

– Продолжай, свет моей души, – кивнул мне супруг, более не обращая внимания на узницу.

Вот ведь… стерва! И как после этого верить в простодушную Хенар, которую можно обвести вокруг пальца сладкими речами?! Стратег! Как же искусно вплела отношение бывшего советника ко мне. Кто не знает, что Илан был увлечен женой Танияра, когда она еще и женой не была? Об этом знают все! И что в Курменай ради меня ездил, и что после смотрел с тоской, хоть и не тревожил.

И дайн об этом тоже знал. Скрыла бы я, рассказали ягиры. И коли было бы так, то удар мог достичь цели. Сомнения, рожденные словами вышивальщицы, пробудили бы ревность. Ревность способна затмить разум. Всё это было способно возбудить подозрения и вызвать обиду. А обида вынуждает идти наперекор и искать подвох. Так было проще склонить Танияра в свою сторону и добиться оправдания, потому что гнев был бы уже устремлен на меня.

Однако мой муж не был ни эгоистом, ни ревнивцем, ни себялюбцем. Будь он таким хоть в малой доли, то сейчас уже должен был не столько слушать ответы узницы, сколько отыскивать брешь в моей верности. Но дайн Айдыгера имел иной склад характера, и, даже не глядя на него, я знала точно, что навет и грязные намеки не коснулись его души. Я была уверена в нем так же, как и он во мне. И эта мысль расцвела на моих устах широкой улыбкой.

– Стало быть, Илан желал тебя отравить? – переспросила я.

Хенар бросила на меня короткий взгляд и отвернулась, буркнув:

– Я сказала правду.

– Хорошо, – не стала я спорить. – Илан так Илан. С мертвого ведь не спросишь. – Она снова бросила на меня взгляд, и я сменила течение разговора: – Тебя кормили, Хенар? Ты, наверное, голодна?

Я увидела, как узница сглотнула. Она была и вправду голодна.

– Прости, о тебе плохо заботились, – повинилась я. – Я прикажу подать тебе еды, хочешь?

– Лучше уж отпусти, а поесть я и дома могу, – ответила она.

– Еще немного поговорим, и дверь темницы откроется, обещаю, – заверила я.

– Спрашивай, – ворчливо отозвалась Хенар.

– Расскажи, почему Мейлик хотела иметь много братьев?

Вот теперь взгляд вышивальщицы был полон искреннего изумления. Я пояснила:

– Она как-то сказала Эчиль, что мечтала иметь много братьев и что от сестер нет пользы. Почему твоя дочь это сказала?