День был иным. Завтрак, прошедший в непринужденной и веселой болтовне с Эчиль и четырьмя нашими племянницами, еще держал тот остаток легкости, с каким я встретила новый день. Танияр шутил и смеялся, глядя на смущение девочек, я искренне радовалась тому, что всё страшное осталось позади и мы можем наконец почувствовать себя семьей, большой и дружной.

Эчиль тоже казалась веселой, только покрасневшие от слез глаза выдавали, что ночь в этот раз для нее не была легкой. Оплакивала она отца и брата или только брата, я бы не осмелилась спросить. Если ей захочется, то сама раскроет душу, а насильно лезть в нее, бередя раны, было дурно. Впрочем, что бы свояченица ни переживала в одиночестве, сейчас за завтраком она и вправду была искренней. Она тревожилась за Танияра и видеть его живым и почти невредимым была рада.

Хасиль, вернувшись уже после рассвета, в ту минуту крепко спала, а Эчиль продолжала заботиться о своих и ее детях. Второй жене выпала тяжелая ноша, но, признаться, она с честью ее выдержала. Не стенала, не жаловалась. Удивительно, но именно в работе она нашла себя. То, чего так страстно жаждала бывшая каанша, она наконец получила. Почтение, уважение, послушание.

А ее и вправду было за что уважать после прошедшего дня и ночи, как и остальных наших лекарей. Они восхищали своей самоотверженностью и выдержкой. Работы им прибавилось в тот момент, когда наши враги стали верными соотечественниками… айдыгерцами. Впрочем, после этого я распорядилась созвать знахарей из соседних поселений. Да и мама осталась помогать. Меня она выпроводила, велев заниматься мужем, а сама осталась на новом подворье.

Ухаживать за мужем я и сама была бы рада, только вот муж, наскоро приведя себя в порядок, отправился к новым воинам. Попутно разговаривал с людьми, естественно уже знавшими последние новости. И лишь в середине ночи пришел на старое подворье, где в его бывших комнатах нам подготовили спальню и лихур. Мы толком-то и не поговорили за вчерашний вечер. А ночью просто заснули, до того уже были обессилены. И только утро принесло ощущение долгожданной встречи в полной мере.

А потом пришел день, и от прежней легкости не осталось и следа. Потому что вернулись обязанности. Но главное, нас ожидало одно дело, которое требовало завершения.

– Останься, я после всё расскажу, – сказал мне Танияр.

Отрицательно покачав головой, я ответила:

– Нет, я хочу присутствовать. Это мое дело.

– Хорошо, как скажешь, – не стал спорить дайн. – Проведай мать, а после приходи. Я тоже скоро там буду.

– Так и сделаю, – улыбнулась я, и мы направились к выходу.

Ашит я застала на кухне нового подворья, где она неспешно потягивала горячий этмен. Компанию ей составляли Орсун и Сурхэм. Шаманка казалась благодушной. Она посмеивалась над каким-то рассказом нашей прислужницы и качала головой. Но когда я шагнула через порог, повернула голову в мою сторону и произнесла:

– Вот и ты, Ашити. Дайн уже покинул тебя?

– У правителя много дел, ему некогда отдыхать, – улыбнулась я и приветствовала всех женщин разом: – Пусть Отец не оставит вас своей милостью, почтенные женщины, а Илсым убережет от хворей и печалей.

– Ох и добрые слова, дайнани, – встав со стула, склонила передо мной голову знахарка. – И тебе милости духов.

– Как твои пациенты, уважаемая Орсун? – спросила ее я. – Осталось ли сил у помощников?

– Кому отмерен долгий век, тот ждет исцеления, – ответила женщина. – Иные отправятся на погребальный костер.

– Много воинов не пережили эту ночь? – мрачнея, спросила я.

– В живых осталось больше, – ответила вместо Орсун моя мать.

– Пусть Создатель будет к ним добр, – сказала я, ни на кого не глядя. А после снова перевела взор на шаманку.