Очутившись в такой обстановке, Лжедмитрий серьезно переменился, уверовав в свое божественное предназначение. Это быстро проявилось в забвении тех обещаний, кои он обильно раздавал полякам в Кракове. Изменившийся настрой нового самодержца сполна ощутили иезуиты.
Марина Мнишек была провозглашена патриархом Игнатием благоверной царицей. Она целовала иконы на своем бракосочетании, но не перестала принадлежать к латинской вере.
В середине мая 1606 года Шуйские, Милославские, Голицыны, Куракины и другие инициировали бунт низов, недовольных польско-украинским своеволием. В результате Лжедмитрий был убит, после чего начался погром приезжих, в ходе которого оказались растерзанными около тысячи человек. Пострадали даже те из местных, кто в угоду самозванцу носил польскую одежду.
Не затягивая, провели венчание на царство нового царя Василия Шуйского, предварительно отправив в монастырь патриарха Игнатия, само присутствие которого раздражало людей.
В течение года страна имела четвертого самодержца (Бориса Годунова, его сына Федора, самозванца и теперь Шуйского), пережила два цареубийства, так что надеяться на общее согласие не приходилось. Не помогла и транспортировка из Углича тела погибшего в 1691 году царевича Дмитрия, чтобы покончить с этой опасной легендой.
Инокиня Марфа (мать царевича Дмитрия) – молила простить ей грех признания самозванца, совершенный под угрозами физической расправы. После погрома последовали и непростые объяснения с польскими послами по поводу растерзанных в ходе погрома поляков.
Но Шуйский оказался плохим царем. Появление нового самозванца являлось делом времени. Следующая самозванческая инициатива стала также плодом интриг польско-украинских кругов и части расколовшейся «пятой колонны». Авторство принадлежало близкому к Лжедмитрию I Григорию Шаховскому, удаленному на воеводство в приукраинский Путивль, и другому опальному – воеводе Андрею Телятевскому. Они объявили о спасении истинного государя, в роли которого поначалу выступил некий Михаил Молчанов, обитавший в Литве и в том же Путивле.
Ключевую роль в его войсках играло запорожское и приднепровское казачество, промышлявшее разбоями. Причем казачьи отряды были организованы по польским образцам. В рядах «крестьянской армии» находились и многочисленные люди, ранее служившие Романовым. После опалы в 1601 году Годунов распустил их слуг, холопов, запретив принимать последних на службу. Многие ушли в украинскую сторону.
Впоследствии это сильно смущало патриарха Филарета-Романова, приказавшего при подготовке «Нового летописца» с нужной версией Смуты удалить данный факт из текста. И это было совсем не лишнее, учитывая те зверства, грабежи, погромы церквей, которые чинили на своем пути «восставшие». Они открыто заявляли: «идем и примем Москву и потребим живущих в ней и обладаем ею».
Григорий Шаховской энергично рассылал указы с призывами «соединяться с Украиной», прикладывал к ним государственную печать, которую прихватил в Кремле при свержении Лжедмитрия I. Любопытно, что новый самозванец не присутствовал в своей армии, где от его имени орудовали Болотников и другие военные начальники.
Осенью 1606 года войска второго самозванца подошли к столице и начали ее осаду. Новый патриарх Гермоген – бывший Казанский митрополит, сменивший ненавистного Игнатия, – обратился к стране, предавая анафеме мятежников. В его грамотах они характеризовались весьма определенно: «собрались украинских городов воры – казаки, боярские холопы и мужики и побрали себе в головы таких же воров».
Они были разбиты Шуйским, в том числе и потому, что не смогли предъявить москвичам живого, в очередной раз чудесно спасенного, царя, которого они требовали им показать. А нападавшим предъявить в этом качестве было некого. Тогда подыскали конкретного претендента, и с октября 1607 года разнеслась весть: в Московию идет сам «царь».
Личность Лжедмитрия II ещё более загадочна, чем личность Лжедмитрия I. Различные документы и различные авторы называют разные имена. Существует версия, что Лжедмитрий II был крещённым евреем из города Шклова. А другие, как например Р.Г.Скрынников, утверждали, что он еврей не крещёный.
В окружении новоявленного царя главную роль играли поляк Ружинский и казак из Тернополя Заруцкий, взявшие на себя организацию войска. Обосновался новый царь в подмосковном Тушино, в связи с чем его и прозвали Тушинским вором.
Тем временем в Тушино начали концентрироваться представители боярства. «К Лжедмитрию перебежали, – как отмечает А.В.Пыжиков, – Д. Трубецкой, Д. Черкасский, Сицкие, Салтыковы, а возглавил эту компанию возведенный второй раз в ранг патриарха Лжедмитрием II Филарет-Романов (первый раз Филарет стал патриархом на несколько дней при Шуйском). Последний объединил вокруг себя мятежную аристократию и образовал нечто подобное Боярской думе» (А.В.Пыжиков. «Славянский разлом», ООО «Концептуал», 2019, с. 91). Предав царя Шуйского и превратившись в сподвижника второго самозванца, Филарет-Романов стал вершить в резиденции псевдоцаря богослужения и рассылать по России свои грамоты о признании власти Лжедмитрия II. Под этими грамотами стояла подпись: «Великий Господин, преосвященный Филарет, митрополит ростовский и ярославский, наречённый патриарх московский и всея Руси!»
Как отнесся к возвышению Филарета при Тушинском воре патриарх Гермоген? Последний, казалось бы, должен был сразу же проклясть Филарета как изменника и самозванца: ведь в одной церкви двух патриархов быть не может!.. Тот же Гермоген, сурово укорявший в феврале 1609 г. тушинцев за измену царю, «всей земле» и богу, поминал Филарета в качестве примера «мучеников Господних», которые де «взяты в плен… не своею волею, но нуждою».
Вот что писал об этой запутанной истории дореволюционный историк Платонов: «В среде тушинской знати первое место принадлежало Филарету Романову… Вор признал его патриархом, и с тех пор Филарет пребывал в Тушине, по одним известиям, как пленник, а по другим – как добровольный обыватель Тушина и глава того духовенства, которое признавало «царя Димитрия Ивановича». Официальное жизнеописание Филарета, составленное по поводу его поставления в патриархи в 1619 году, вообще умалчивало о тушинском периоде его жизни. Грамоты же московского патриарха Гермогена, писанные в 1609 году, упоминая о Филарете, называли его не изменником, а «пленником»… для московского правительства было бы совершенно невозможно отозваться о Филарете иначе, как о пленнике Вора. Короче, глава клана Романовых был не каким-то великим патриотом и мучеником за веру, а крупнейшим предателем и двурушником из перебежавших в стан Лжедмитрия II политических проституток времён Смуты: можно сказать, этакой Мариной Мнишек в рясе!.. (Е.ОЛЕША. Церковь и царизм в смутное время. Филарет-Романов и Лжедмитрий II: «сладкая парочка» времён русской Смуты).
В элитах предательство становилось обыденностью. Многие знатные семьи уговаривались между собой, кому оставаться в Москве, кто едет в Тушино, чтобы пользоваться выгодами той и другой стороны. Правительственная власть таяла на глазах, а страна погрузилась в хаос». Шуйский с ситуацией сам справиться не мог и обратился за помощью к шведскому королю, чем дал повод Сигизмунду III для открытой интервенции.
И поляки ввели на территорию России войска. Осенью 1609 года 12-тысячная польская армия при поддержке 10 тысяч украинских казаков (подданных Польши) осадила Смоленск, который продержался полтора года. Но при помощи предателя поляки его все-таки взяли.
Тем временем к Москве подступило два войска: Жолкевского и Лжедмитрия II из Калуги. Поляки предложили возвести на московский престол сына Сигизмунда – Владислава. Тушинские бояре во главе с Филаретом, по мнению А.В.Пыжикова (А.В.Пыжиков. «Славянский разлом», ООО «Концептуал», 2019, с. 93), чтобы покончить с неуправляемым хаосом и избавиться от Шуйского, согласились с признанием сына короля Сигизмунда III на московское царство.