«Грамоте Александра» в этом замысле тоже отводилась своя роль. Очевидно, она доказывала, что изначально немцы пребывали в тяжком рабстве у славян. Позднее, как говорится на других страницах «подборки», немцы хитростью и коварством постепенно сумели подчинить славянские племена «на Рейне и по морю», овладеть исконно принадлежавшими тем землями и густо их заселить[592].
Историки связывают возникновение столь своеобразного собрания публицистических текстов с ситуацией либо 1437 г., возникшей после смерти императора Сигизмунда[593], либо же 1458 г., когда готовилось избрание Йиржи Подебрада[594]. (В последнем случае предполагается, что первые 12 листов брненского кодекса, на которых записана «Краткая подборка» вместе с «Веном Александровым», еще одним антинемецким сочинением («Curtasia contra Theutonicos»)[595] и фрагментом из хроники Далимила, были позднее добавлены к рукописи, выполненной, как упоминалось, еще в 1443 г.[596]) Некоторые исследователи относят все собрание еще к XIV в. Хотя ученые споры о времени возникновения «Краткой подборки», судя по всему, далеки от завершения[597], аргументы всех сторон для нас не слишком значимы, поскольку исходная принадлежность «Грамоты Александра» именно этому памятнику (поздне)гуситской публицистики сама по себе отнюдь не очевидна и никем пока не доказана.
Скорее наоборот, было бы надежнее вместе с Й. Добровским[598], О. Одложиликом[599] и X. Роте[600] исходить из того, что «Вено Александрово» было написано существенно ранее «Краткой подборки», и анонимный противник немецких претендентов на чешский трон использовал для своих целей уже готовый текст (а не просто туманную устную легенду, которой он только придал письменную форму). Ведь если бы этот публицист сам придумал «Дар», он бы, конечно, провел границы, отведенные Александром славянам, более подходящим к случаю образом. Зачем ему подчинять всю Италию, если такое ретроспективное «завоевание» никак не созвучно его антинемецким настроениям? В меридиональном направлении ему вполне хватило бы задать пределы «исконно славянских земель», скажем, «от моря» и до Альп. Намного важнее должно было ему представляться направление Восток – Запад – в конце концов, в своем комментарии он и сам относил Рейнскую область к исконно славянским территориям[601]. Почему же тогда Александр Македонский упустил прекрасную возможность назначить Рейн западной границей славянского мира?
Далеко идущие «империалистические» претензии составителя грамоты вообще трудно объяснить публицистическими топосами и политическими целями гуситского движения. Зачем гуситам Италия? Или же автор грамоты понимал под итальянцами, обязанными служить славянам, папу и кардиналов?
Маловероятно… Может быть, нам следует отнести возникновение «Славянской привилегии…» к 1427–1433 гг., когда гуситы устраивали походы далеко за границы Чехии? В те годы их отряды действительно могли двинуться в любую сторону, атакуя Верхний Пфальц, Лужицы, Силезию, Польшу, Словакию, Саксонию, Тюрингию, Бранденбург, Австрию… Гуситы добирались даже до Данцига (Гданьска), но вот как раз Италия не относилась к их излюбленным целям.
Такого рода сомнения подвигли некоторых историков к тому, чтобы перенести время возникновения «Вена Александрова» в догуситские времена, и прежде всего к годам правления чешского короля и императора Священной Римской империи Карла IV Люксембурга (1346–1378). Так, по мнению А. Видмановой, интерес к фигуре Александра Македонского в чешской литературе отчетливо заметен в XIV столетии, но к XV в. он уже угасает[602]. Кроме того, она находит определенное сходство между тем, как автор «Вена Александрова» переосмысливает античную историю, и «антикизирующей» тенденцией знаменитой габсбургской подделки – австрийской «Большой привилегии» (Privilegium maius) 1358–1359 гг.[603] В конце концов она приходит к выводу, что «Грамота Александра» должна была возникнуть в последнее десятилетие правления Карла IV (т. е. в 1368–1378 гг.) в качестве чьего-либо сугубо литературного упражнения, вроде тех, что рекомендовались и распространялись пособиями по ars dictaminis[604]. В последнем пункте А. Видманова может быть права: в «Вене Александровом» трудно выявить серьезную политическую подоплеку, такую, какая очевидна в Privilegium mai-us[605]: оно больше походит на результат интеллектуальной игры. Поскольку трудно представить, какие силы после гибели Пржемысла Отакара II в 1278 г. могли бы связывать свои ожидания с щедростью македонского царя[606], в «Грамоте Александра» скорее угадывается ученая шутка «проторенессансного» канцеляриста, увлекавшегося древней историей, нежели коварный политический замысел.
Хотя аргументы А. Видмановой (как и других согласных с ней историков) в пользу датирования «Привилегии славянам» XIV веком убеждают далеко не полностью, канцелярию Карла IV действительно можно признать подходящим местом для проявления юмора такого рода. Конечно, самого Карла IV Люксембурга нелегко без оговорок отнести к «славянам», несмотря на мать из дома Пржемысловцев и его неизменно благосклонное отношение к Чехии, особенно к Праге. Однако в ближайшем окружении государя всегда хватало выходцев из Чехии, Моравии, Лужиц или Силезии. После первого итальянского похода 1355 г., когда Карл IV получил императорский титул в Риме, его высокопоставленным придворным-славянам (вроде Яна Очко из Влашима) или же, напротив, рядовым сотрудникам императорской канцелярии могло порой действительно казаться, что это они управляют всей Священной Римской империей, причем «до самых южных пределов Италии». Было бы, конечно, весьма заманчиво найти однажды подтверждение тому, что «Славянская привилегия Александра» возникла примерно в том же круге людей, что Majestas Carolina и Золотая булла 1356 г. Однако пока для такого утверждения недостает оснований.
III
Давняя уже склонность историков к тому, чтобы относить возникновение «Вена Александрова» еще к XIV столетию, была не в последнюю очередь вдохновлена первой публикацией этого текста. Он был издан в 1541 г. в составе «Чешской хроники» историка Вацлава Гаека из Либочан (ум. 1553). «Славянская грамота Александра» появляется в печати на чешском языке – в записи хроники о событиях 1348 г. В. Гаек рассказывает здесь о том, как Карл IV основал в Праге бенедиктинский монастырь св. Иеронима, богослужение в котором должно было вестись на славянском языке, хотя и по римскому обряду[607]. (На самом деле монастырь открыли еще в ноябре 1347 г.) По такому случаю король якобы и передал братии «Грамоту…», причем, как можно заключить из контекста, в доказательство древности и благородства славянского языка, ни в чем не уступающего латыни[608].
Из этой записи В. Гаека с уверенностью можно сделать только один вывод: в XVI столетии пражане были уверены, что «Вено Александрово» прочно связано с обителью св. Иеронима. Возможно, и сами монахи в это время рассматривали «Вено…» в некотором роде как одну из своих закладных грамот. Из этого позднего обстоятельства историки, однако, часто делают слишком далеко идущие выводы. Прежде всего, неоднократно высказывалось мнение, что «Грамоту Александра» могли привезти с собой в Прагу те хорватские бенедиктинцы, которых Карл IV пригласил в качестве первых насельников монастыря св. Иеронима[609]. Даже X. Роте, решительно отвергавший «слишком раннюю» датировку «Вена Александрова» XIV веком, удивительным образом не стал отрицать его возможных балканских корней[610]. Однако такие гипотетические корни с необходимостью должны были бы тянуться в первую половину XIV в., а возможно, и еще глубже, что совершенно противоречит собственной же общей концепции X. Роте.
В пользу балканского происхождения «Вена Александрова» говорят, пожалуй, географические обстоятельства: хорвату легче, чем, скажем, чеху, «вспомнить», что Македонская держава некогда непосредственно соседствовала с землями славян… В том же – балканском – направлении указывает и отпечатанная в Венеции в 1559 г. книга о войнах, турнирах и ратных искусствах гуманиста Доменико Чилленио по прозвищу Грек. В последней, десятой, книге (где собран любопытный, но отрывочный материал, не поместившийся в тематических разделах) он впервые опубликовал
Согласно версии грамоты, изданной Д. Чилленио, Александр одарил теми же самыми землями, что были названы и в «чешском варианте», от «Аквилона» до самых южных пределов Италии, не неких «славян» вообще, а жителей Иллирии, Далмации и других областей, простирающихся вплоть до Дуная[611]. Адресатов этой грамоты ее составители славянами не называют и даже, напротив, указывают, что на очерченных территориях проживают разные народы, говорящие на различных языках.
Существование такого варианта текста еще не доказывает независимости «балканской» версии от «чешской». Ведь список с брненской рукописи мог попасть в Хорватию на грани XV и XVI вв., где на его основе и можно было подготовить редакцию, лучше отвечавшую местным условиям. Тем более нет причин признавать в «балканском» варианте первоначальный текст «Вена Александрова». Над такой возможностью стоило бы задуматься лишь в случае, если бы в основе латинского текста действительно лежал некий греческий документ, память о котором на Балканах сохранилась, а в Чехии – нет. Однако вряд ли греческий «оригинал» когда-либо существовал.
IV
Откуда бы в действительности ни взялся «балканский» вариант «Славянской грамоты», широкое распространение на протяжении XVI–XVII вв. получил не он, а вариант «чешский»[612]. Из Праги благодаря прежде всего труду В. Гаека он проник сначала в Польшу, а потом распространился и по другим славянским странам. В Польше, похоже, первым использовал этот текст Мартин Бельский (ок. 1495–1575) в написанной по-польски «Хронике всего мира», вышедшей впервые в 1551 г., но потом неоднократно переиздававшейся[613]. Автор утверждал, что грамота Александра, написанная на «славянском языке», имеется «у чехов в их хронике». Наверняка он подразумевал здесь печатную «Чешскую хронику» В. Гаека. Не исходил ли он даже из того, что «Грамота Александра» с самого начала была составлена на славянском языке? Во всяком случае, в глазах М. Бельского грамота доказывала наличие у роксоланов (являвшихся, по его мнению, предками поляков) бесспорных рыцарских заслуг на службе у Александра Великого.
После смерти М. Бельского второй его большой труд – «Польскую хронику» – дописал и опубликовал в 1597 г. сын Йоахим. В «Польской хронике» тоже имеется текст «Вена Констатинова» – притом практически тот же самый, что и в «Хронике всего мира», за исключением небольших разночтений и сокращений[614]. В одном пункте Бельские аккуратно поправили свой чешский оригинал. Они заменили «южные пределы Италии» на «южное скалистое Велынское море». В результате территориальные претензии славян стали выглядеть по-новому: «только» от Ледовитого океана («далеко за Москвой») до Адриатики – увы! уже без всякой Италии[615].
После появления «Хроники всего мира» Мартина Бельского «Славянскую грамоту Александра» стали упоминать и цитировать другие польские историографы[616], такие как Матей Стрыйковский (15 82)[617] или Станислав Сарницкий (1587)[618]. В 1584 г. «Славянская привилегия Александра» была опубликована в Словении. В конце XVI и на протяжении XVII в. «Грамота Александра» распространялась из Польши далее на восток – по словацким, белорусским, украинским и русским землям[619]. Впрочем, «Вено Александрово» переводили не только на славянские языки: в 1596 г. его напечатали на немецком (в переводе Хроники В. Гаека)[620], в 1601 г. – на итальянском (в большом историческом труде далматинца Мауро Орбини)[621], ав1617 г. – на английском (в многотомных записках путешественника Файна Морисона)[622]. Дважды появлялись новые латинские издания «Вена…», притом никак не связанные ни с первой латинской публикацией, сделанной Д. Чилленио, ни друг с другом, а значит, основанные на каких-то рукописях. В 1599 г. польский эмигрант в Чехии Б. Папроцкий издал «Дар» в своем ученом компендиуме «Королевский ветроград»[623]. По его мнению, «Грамота Александра» написана «греческими и латинскими буквами» и хранится «у словаков». (Автор считал словаков древним племенем, от которого произошли как поляки, так и чехи.) В чем-то Б. Папроцкий оказался прав, поскольку следующее издание латинского варианта грамоты подготовил венгерский словак – Петер Рева (Реваи) (1568–1622)[624]. Тексты «Дара» у Б. Папроцкого и П. Ревы похожи и вместе напоминают вариант «брненского списка», как и некоторых более поздних чешских рукописей. Выходит, латинскую «Грамоту Александра» переписывали от руки и распространяли на протяжении по меньшей мере полутора веков – с середины XV до начала XVII в. Ученые эрудиты в разных странах воспринимали такие списки как раритеты и спешили их опубликовать, не зная об уже имевшихся изданиях. И только с XVIII в. знатоки начинают ссылаться уже не на некие рукописи, а на те или иные публикации. Надо полагать, что в различных архивах хранится немало еще неизвестных списков XVI–XVII вв., которые при случае, пожалуй, смогут даже вызвать нездоровый ажиотаж среди местных краеведов…
V
Первую попытку классифицировать сохранившиеся варианты «Славянской грамоты Александра» предпринял только в 1961 г.
Ф. Пфистер – прекрасный знаток как биографии исторического Александра Македонского, так и ее многочисленных поздних интерпретаций, включая средневековые легенды и романы. Ф. Пфистер объединил все разнообразные версии этого документа – латинские, чешские, польские и итальянские – в единый общий тип, названный им Текстом I. Этому относительно большому собранию он противопоставил один-единственный манускрипт из Австрийской национальной библиотеки, который он определил как самостоятельный «русский тип», или Текст II, речь о котором пойдет ниже[625].