Разговор наш тоже прекратился. Из новоприбывшего зелфора выходили последние посетители. С первого взгляда было видно, что очень важные персоны. Мужчина, идущий впереди, показался мне знаком. Скорее всего, видела его на приеме? Или, может, он был среди родителей моих учениц? По возрасту вполне подходил: почти полностью седые волосы и слегка округлившаяся, некогда подтянутая фигура.
Если он прибыл сюда, значит, имел отношение к правопорядку — к следователям или безопасникам. Предположительно, ко вторым, ведь даже полковник Аллеблас, который появился всего-то минуту спустя, носил форму. А прибывший смутно знакомый мне манеер — нет.
Мне встречаться с полковником было нельзя, и я сделала пару шагов назад, наоборот пряча кота. Сейчас я вообще не должна выделяться. Шаг за шагом я уткнулась спиной в караулку и нырнула внутрь. На меня, конечно же, уставились другие жандармы. Пусть и тревога, но покидать пост никто не бросился. Видимо, были свои правила.
— Кота отпустить надо, но надо так, чтобы никто не видел, — брякнула я идиотское объяснение. На меня смотрели сочувственно, но особо ничего не спросили. Видимо, уже привыкли к главному сержанту, да и вторжение животных видели. И только самоубийца действительно будет выпускать какого-то кота, когда рядом начальство. Нужно переждать, это было всем ясно.
Вот я и ждала, не без комфорта, мне даже воды дали. А манеер Лапка пригрелся и теперь едва слышно мурчал у меня на руках. Правда, стоило кому подойти и попытаться его погладить, кот тут же просыпался и воинственно шевелил усами.
— Так, быстро привели себя в порядок, — забежал внутрь караулки уже знакомый мне жандарм. — Чую, заявится сейчас сержант. Если найдет что не по уставу, будет орать. Любая мелочь — и посчитают, что мы преступника проглядели!
Я вскочила вместе со всеми, подлезла под локоть жандарма и оказалась на улице. Пока никто не вышел вслед за мной, я метнулась за угол, потом за вервоеры мимо сонных водителей. А когда оказалась у соседнего участка, опустила сонного кота на землю. Тот потратил долгие секунды на то, чтобы потянуться и зевнуть, а потому закружил на месте. Эти считанные мгновения я не дышала. Вот сейчас жандармы зайдут за угол. Вот сейчас меня кто-то окликнет. Или еще что…
Пытаясь сдержать зарождающуюся панику, я покосилась по сторонам. Стягивать форму было рано, но я потянула себя за воротник, расстегивая пару пуговиц, а потом схватилась за кепи, чтобы его снять. Хотелось быстрее со всем разделаться. И тут я увидела его — человека, стоящего на углу улицы, через дорогу от управления Следственной институции.
Сначала он показался мне всего лишь тенью, так вот затейливо она легла на забор и дорогу. Но потом я разглядела одежду и лицо и поняла, что не ошиблась. Между нами было не такое и большое расстояние. Постепенно мои глаза привыкли к темноте вокруг, и я почти различила черты лица незнакомца. Незнакомца ли?
Нет! Мне показалось! Это не может быть…
Он умер. Я же сама видела!
Я шарахнулась в спасительную темноту, почти что бросилась бежать обратно к караулке — там безопаснее.
Шрам на щеке мужчины и его короткие волосы напомнил мне то, что я поклялась никогда не вспоминать. Горло сжало спазмом, вдохнуть стало почти невозможно. Но тут на мое колено опустились кошачьи лапы, и манеер Лапка едва ощутимо через все слои одежды впился в меня когтями. Едва заметная боль прогнала приступ.
Кот вильнул обрубком хвоста и метнулся вдоль улицы. Я побежала следом и уже через считанные секунды сворачивала на соседнюю улицу.
За миг до того, как свернуть, я оглянулась, но человека уже не было.
Глава двадцать шестая
Я проснулась рывком и тут же села на кровати, руки по привычке потянулись к Гейсу, но мужа, естественно, на его стороне кровати не было. Зато там развалился не особо чистый рыжий кот. Я сгребла манеера Лапку руками, подтянула к груди и попыталась успокоиться.
Мне давно уже не снились кошмары. Пока работала секретарем, они просто стали реже. Когда я вышла за Гейса, они, казалось, и вовсе исчезли. А потом…
Редко, но все равно бывало, что ночью приснится мне снег, залитый кровью, или бесконечные визги тонких шпицрутенов, рассекающих кожу до мяса, или яркие вспышки пламени, сжигающие все вокруг и меня в том числе, и хрупкое девичье тело, которое тащат за ногу к оврагу. Тогда я просыпалась с криками и потом долго дрожала, несмотря на объятия и успокаивающие слова Гейса. Он никогда не спрашивал, что мне снилось, но понимал, что там не было ничего хорошего. Он был прав: в войне вообще нет ничего хорошего.
— Я в порядке, — шептала я на ухо манееру Лапке. Кот не мурчал, вряд ли ему нравилось то, как я его обхватила. Он просто сносил мои прикосновения, потому что мне сейчас это было нужно. И потому что я так и не надела свой браслет.