– Что убийцей могла быть Дженнифер Спейн, – ответил Ричи ровно и очень тихо.

– Не “могла быть”. Была.

Он беспокойно шевельнул плечами:

– Это не точно. Она могла подцепить эту нитку как-то иначе – раньше, когда укладывала Эмму спать…

– Дженни тщательно следит за собой, у нее ни один волосок из прически не выбьется. Думаешь, она бы целый вечер проходила со сломанным, цепляющимся за все подряд ногтем и так бы и легла спать? За несколько часов не вынула бы зацепившийся за него клочок шерсти?

– Может, это попало от Пэта. Нитка пристает к его пижаме, когда он душит Эмму подушкой; потом, когда он борется с Дженни, она ломает ноготь, волокно цепляется за него…

– Данное конкретное волокно – одно из многих, там тысяча волокон в его пижаме, в ее пижаме, да по всей кухне. И что, цепляется именно это?

– Ну мало ли. Нельзя просто валить все на Дженни. Вспомните, Купер ведь уверен, что она не сама нанесла себе раны?

– Знаю. Я с ней поговорю. – Мысль о том, что придется иметь дело с миром за пределами этой комнаты, подкосила меня, словно удар дубинкой под колени. Я тяжело сел за стол. Стоять я уже не мог.

Ричи понял смысл моих слов. “Я с ней поговорю”, не “мы”. Он открыл рот, закрыл, пытаясь придумать правильный вопрос.

– Почему ты не сказал мне? – Мой голос сочился болью, но мне было плевать.

Ричи отвел глаза и, опустившись на колени, принялся подбирать рассыпавшиеся бумаги.

– Потому что знал, что вы захотите сделать.

– Что именно? Арестовать Дженни? Не предъявлять Конору обвинение в тройном убийстве, которого он не совершал? Что, Ричи? Что здесь такого ужасного, что ты никак не мог этого допустить?

– Не ужасного, просто… Арестовать ее… Не знаю, не уверен, что это правильно.

– Это наша работа. Мы арестовываем убийц. Если тебе это не нравится, значит, надо было выбирать другую профессию.

Ричи поднялся.

– Как раз поэтому я вам и не говорил. Знал, что вы так скажете. Знал. У вас все черно-белое, никаких вопросов; просто соблюдай правила и иди домой. Мне нужно было все обдумать, потому что я знал, что как только вам расскажу, будет поздно.

– Мать твою, разумеется, все черно-белое. Ты убиваешь свою семью – ты садишься в тюрьму. Где ты тут разглядел оттенки серого?

– Дженни в аду. Каждую секунду до конца жизни она будет испытывать такую боль, о которой я даже думать не хочу. По-вашему, тюрьма накажет ее более сурово, чем она сама? Ни Дженни, ни мы не сможем исправить то, что она сделала, и нет накакого смысла сажать ее за решетку во избежание рецидива. Чем тут поможет пожизненное заключение?