– Она попросила разрешения войти. Она замерзла – я видел, что она дрожит. И потом, она не незнакомка – я ее запомнил. (Еще бы: люди, особенно мужчины, Дину быстро не забывают.) Не мог же я допустить, чтобы ваша подруга мерзла у меня на пороге.

– Да ты настоящий святой. А тебе не пришло в голову… ну не знаю – например, позвонить мне и сказать, что она у тебя?

– Да, я собирался позвонить, но она… Она была не в лучшем состоянии. Вцепилась мне в руку и все повторяла: “Не говори Майки, что я здесь, не смей говорить Майки, он психанет…” Я бы все равно позвонил, только она не дала мне ни одного шанса. Даже когда я шел в туалет, она отбирала у меня мобильник. А мои соседи по квартире ушли в паб, так что я не мог им намекнуть или написать вам эсэмэску, пока она разговаривает с ними. В конце концов я подумал – не беда, ночь она проведет в безопасном месте, а мы с вами можем и утром поговорить.

– “Не беда”, – повторил я. – Вот, значит, как ты это называешь?

Короткая томительная пауза.

– Чего она хотела? – спросил я.

– Она беспокоилась за вас.

Неожиданно для нас обоих я рассмеялся.

– Ах вот как? Охренительный прикол. По-моему, на данном этапе ты уже достаточно хорошо знаком с Диной и можешь сообразить, что если за кого-то стоит беспокоиться, так это за нее. Ты же детектив, приятель, а значит, должен видеть дальше своего носа. Моя сестра безумна как Мартовский заяц. У нее винтиков в голове не хватает. Она бегает по потолку и раскачивается на люстре. Умоляю, не говори, что ты этого не заметил.

– Мне она не показалась безумной. Расстроенной, напряженной – да, но это от беспокойства за вас. Типа, сильно беспокоилась. До паники.

– Вот об этом я и говорю. Это и есть безумие. О чем она беспокоилась?

– О деле. О том, как оно на вас влияет. Она сказала…

– Единственное, что знает Дина, – то, что это дело существует. Вот и все. И даже этого хватило, чтобы она слетела с катушек.

Я никогда никому не говорил, что Дина сумасшедшая. Некоторые пробовали поделиться со мной своими предположениями на ее счет, однако никто не повторил эту ошибку дважды.

– Хочешь знать, как я провел вечер вторника? Слушая ее бред, что она не может спать в своей квартире, потому что занавеска в ванной тикает, словно напольные часы. Хочешь знать, как я провел вечер среды? Уговаривая ее не поджигать ворох бумаги, в который она превратила мои книги.

Ричи неловко переминался с ноги на ногу.

– Я ничего этого не знал. У меня дома она себя так не вела.

У меня в животе что-то крепко сжалось.

– Ну еще бы, черт побери. Она знала, что ты мигом бросишься мне звонить, а это в ее планы не входило. Она сумасшедшая, а не дура. Когда надо, силы воли ей не занимать.

– Она сказала, что последние несколько дней гостила у вас и поняла, что это дело расплавило вам мозг. Она… – Ричи тщательно подбирал слова. – Она сказала, что вам плохо. Что раньше вы всегда были к ней добры, берегли ее, даже когда она этого не заслуживала, – это ее слова, – но что прошлой ночью она напугала вас своим неожиданным приходом и вы выхватили пистолет. Она ушла, потому что вы посоветовали ей покончить с собой.