Выступая после выборов, Роберт сообщил, что их итоги «являют собой убедительный мандат в пользу политики Джона Кеннеди». 4 января 1965 года в сенате были приведены к присяге впервые с 1803 года одновременно два брата: Роберт и Эдвард Кеннеди. Президент ответил тем, что ему было доступно, – он вскоре пригласил бывшего сенатора Китинга в Белый дом и демонстративно обласкал его. Расторопный старик, выходя из резиденции президента, возгласил: «Когда Белый дом занимали республиканцы, меня там даже толком не кормили».
С 1965 года Роберт Кеннеди заседал в сенате США. Он оборудовал канцелярию, доставшуюся по праву добычи от Китинга, поставил там чучело громадного бенгальского тигра. Тут же провели параллель между зверем и новым сенатором. «Убрать тигру!» – распорядился расстроенный Роберт и обратился к делам. Он всецело поддерживал программу «Великого общества» Л. Джонсона, исправно голосуя за все социально-экономические меры, клонившиеся к улучшению материального положения тех групп населения, которые становились объектами законодательных мер.
Если сенатор Р. Кеннеди не соглашался с администрацией, то главным образом относительно размеров ассигнований, потребных на социальное обеспечение, помощь беднякам, расчистку трущоб и т. д. Оп требовал их увеличения. Мультимиллионеру было нетрудно показать и личный пример – из собственного кармана он доплачивал к зарплате своего штата сенатора 100 тысяч долларов в год. Учел трудности работы, Р. Кеннеди получал 1200 писем ежедневно.
Конечно, ему хотелось бы войти в престижный комитет по иностранным отношениям, но, увы, пока он оставался среди «младших» сенаторов, и пришлось довольствоваться членством в комитетах, имевших отношение к административным и социальным вопросам. Что же, можно отличиться и здесь. В 1966 году оп предложил, чтобы автомобильная промышленность тратила пять процентов своих прибылей на обеспечение безопасности машин. В августе 1967 года Р. Кеннеди обвинил ряд банков и универсальных магазинов в том, что они рекламируют потребительский кредит, «прибегая к обману». Постоянно нападал на табачную промышленность за то, что ради прибылей фабриканты «проталкивают смерть», и внес три билля об ограничении продажи табачных изделий. К 1968 году организация «Американцы за демократические действия» нашла, что Кеннеди – один из двух сенаторов в текущем составе конгресса, «полностью набравших очки как либералы».
В связи с волнениями черных летом 1965 года Р. Кеннеди категорически указал: «Нет смысла говорить неграм – повинуйтесь закону… ибо для многих негров закон – враг». Он выдвинул программу: на федеральные средства расселить афроамериканцев из гетто крупных городов. В области трудового законодательства сенатор высказывался за отмену ненавистного раздела 14 б закона Тафта – Хартли, разрешающего штатам отменять «закрытый цех». Не случайно поэтому комитет политического просвещения АФТ – КПП нашел, что Р. Кеннеди всегда «на сто процентов голосовал за профсоюзы». Эти и многие другие деяния Роберта Кеннеди на трибуне и составили ему репутацию либерала.
Он очень торопился – говорил, говорил, говорил. Старался прослыть образованным, ссылаясь на авторитеты. Группе сенаторов Роберт заметил: «Описывая войны древнего мира, один из их генералов Тацит сказал…». Сенаторы подняли брови – до сих пор они считали Тацита историком. Политика меняла Роберта на глазах. Он показал руку журналисту и объяснил, что из-за рукопожатий правая ладонь у него стала шире левой. «Но, – добавил Роберт быстро, – у моего брата она была еще шире».
Внешне первые политические разногласия с администрацией Джонсона у сенатора Р. Кеннеди возникли по проведению внешней политики. Сенатор Р. Кеннеди остался верен своей прежней привычке – при оценке внешнеполитических проблем исходить из личных впечатлений. Еще в 1955 году вместе с членом Верховного суда У. Дугласом он посетил Советский Союз. «Поездка в Россию, – рассказывал Дуглас, – была идеей его отца, и он попросил меня взять Роберта. Поездка заняла семь недель. Бобби много не говорил, но был очень наблюдателен и вообще составил приятную компанию. Поездка по России потрясла его. Мы воспитаны в замкнутом обществе, где все коммунистическое считается злом. Однако в Сибири Роберт заболел, температура подскочила выше 40 градусов. Русская женщина – врач просидела безотлучно у его постели 36 часов и спасла ему жизнь». По возвращении из СССР Роберт в беседах с близкими друзьями стал высказываться в том смысле, что Соединенные Штаты не заключают в себе всего мира. Вероятно, путешествия за рубежом расширили его кругозор. В этом отношении Роберт был верен семейным традициям, члены клана Кеннеди много разъезжали по разным странам.
За годы пребывания в сенате Р. Кеннеди предпринял три больших зарубежных турне – в Европу, Южную Африку и Латинскую Америку. В Латиноамериканских странах, где он был в конце 1965 года, сенатор собственными глазами увидел ужасающие условия жизни. Он побеседовал с рабочими на одной плантации, а затем встретился с плантатором. «Я вам хочу сказать, – заявил сенатор, – вы собственными руками готовите себе погибель. Если вы не платите приличной заработной платы, вы подрываете собственное общество». Им двигали отнюдь не сентиментальные порывы филантропа, а трезвый расчет. Посетив угольные шахты в Чили, где добыча угля велась под дном океана, он в лоб спросил управляющего: «Если бы вы работали там простым шахтером, то стали бы коммунистом?» Немного поколебавшись, тот ответил утвердительно. Кеннеди резюмировал: «Если бы я работал на этой шахте, то также был бы коммунистом».
Вернувшись в США, Р. Кеннеди похвалился, как именно он донес истину до туземцев, живущих южнее Рио-Гранде. Разумеется, Роберт не припомнил, как в одном из чилийских университетов сдержанные студенты объяснили ему, что он «представляет правительство, руки которого запятнаны кровью», менее сдержанные на встрече с ним скандировали: «Кеннеди к стенке!», а самые экспансивные бросали в сенатора тухлые яйца и всякую дрянь. Оп пробормотал спутнику: «Если эти юнцы хотят стать революционерами, им бы нужно лучше научиться целиться». Плевок, однако, точно угодил в физиономию сенатора.
Выступая в Нью-Йорке на конференции, посвященной развивающимся странам, он, опустив драматические обстоятельства своего появления среди студентов, сказал, что описывал американскую экономику во время поездки как «электрический социализм» «не потому, что она является таковой, а потому, что для них такой термин будет звучать точнее, чем система свободного предпринимательства». Термин в аудитории прошел как-то незамеченным, только потом выяснилось, что машинистка при перепечатке речи по ошибке написала «электрический» вместо «эклектический». Оратор, не задумываясь, прочитал текст, но, в конце концов, он никогда не был ученым.
Что до сути речей, то философия была знакомой – сформулированная уже Дж. Кеннеди и слегка отредактированная советниками Роберта. Сумма взглядов сенатора на внешнюю политику США сводилась к трем положениям: обеспечение мощи, достаточной для достижения американских интересов, причем «необходимо иметь мудрость не использовать эту мощь непосредственно и без разбора»; распространение в мире «понимания того, за что стоят Соединенные Штаты»; борьбу против коммунизма надлежит вести через «прогрессивные практические программы, ликвидирующие нищету, бедность и недовольство, на которых он процветает». Не слишком сложные теоретические выкладки, тем не менее он считал их достойными книг, хотя и умеренных размеров.
В труде «Достижение справедливости» Р. Кеннеди изрек: «Москва остается энергичной и бдительной, и ее постоянный вызов нашей свободе опасен. Календарь коммунистических замыслов рассчитан на десятилетия, а не на недели». Как же оборониться от того, что именовал автор «агрессией, принимающей множество форм»? Требуются «различные реакции». Р. Кеннеди убежденно считал: «Хотя мы достигли некоторых успехов, мы не овладели искусством противопартизанских действий. Еще более важно с точки зрения практических соображений: мы не отточили технику подготовки подданных других государств для борьбы против коммунистического терроризма и партизанских действий. Этот вид войны может необычайно затянуться, оказаться дорогостоящим, но он необходим, если коммунизм должен быть оставлен. Мы обязаны выполнить это дело до конца. Журналист, взявший в начале 1967 года интервью у Р. Кеннеди, заключил: «Кеннеди не за окончание холодной войны, а за то, чтобы вести ее новыми, изощренными методами». Новизна сомнительная.
Во второй половине XX века Р. Кеннеди реформулировал традиционные принципы внешней политики американской буржуазии – воевать чужими руками, придерживаясь известных принципов «баланса сил». С этих позиций он и подошел к войне во Вьетнаме, оказавшейся необычайно удобным поводом для флангового маневра против администрации Джонсона – обхода слева. То, что война была непопулярной в стране, сомнений не вызывало, как был очевиден и факт, что сенатор Кеннеди послушно вотировал все правительственные ассигнования на ее ведение. Пути Р. Кеннеди и администрации начали расходиться где-то на рубеже 1965 и 1966 годов, когда Вашингтон отправил во Вьетнам крупные контингенты американских войск. Сенатор Кеннеди усмотрел в этом нарушение вековечных принципов внешней политики США, взваливших на себя бремя военных операций. Прогрессивные силы страны, протестовавшие против вьетнамской авантюры по совершенно иным основаниям, объективно оказывались на его стороне.
Хотя в начале 60-х годов Р. Кеннеди стоял у истоков агрессии во Вьетнаме, ее размах оказался, во всяком случае для него, непредвиденным. В 1962 году министр юстиции убежденно писал: «Мы победим во Вьетнаме. Мы останемся там до победы… Я думаю, что американский народ понимает и полностью поддерживает эту борьбу». Теперь он заговорил по-другому. В речи 19 февраля 1966 года Р. Кеннеди высказался за прекращение войны путем переговоров, предусмотрев для Национального фронта освобождения Южного Вьетнама «долю власти и ответственности» в новом правительстве.
Джонсон впал в ярость. Он вызвал сенатора в Белый дом. Президент изъяснился на знакомом ему жаргоне техасских скототорговцев: «Если ты еще посмеешь так говорить, то потеряешь политическое будущее в стране… В ближайшие шесть месяцев все вы «голуби» будете уничтожены… Не желаю больше слышать о твоих взглядах на Вьетнам и не желаю больше тебя видеть». Роберт, в свою очередь, обозвал президента «мерзавцем» и так закончил разговор: «Не хочу сидеть здесь и жрать это…».
С тех пор они практически не виделись, но с острым любопытством допрашивали: Роберт – вернувшихся из Белого дома: «Что он сказал обо мне?», а Джонсон осведомлялся: «Как там младенец Кеннеди?». Президент сполна отплатил бывшему министру юстиции. «Этот трус» Джонсон, говаривал Роберт друзьям, отдал приказ подслушивать телефонные разговоры сенатора. Впрочем, по принципу – око за око. «Люди Кеннеди» поносили президента, сторонники последнего не оставались в долгу. Они упоминали о Роберте с малолестными эпитетами, например: «Этот – следствие отказа противозачаточных средств», «либерал-фашист», а среди сикофантов, толпившихся в Белом доме, был популярен призыв: «За бога и родину вперед на Кеннеди!».
Роберт, открыв золотую жилу политического роста – войну во Вьетнаме, без устали эксплуатировал ее. В Нью-Йорке 23 августа 1967 года он нашел, что выборы в Южном Вьетнаме – «надувательство», в Чикаго 9 февраля 1968 года доказывал, что США не могут выиграть войну там. Другу он сказал: «Я попытался всем, чем мог, остановить войну, по Джонсона остановить нельзя». А жизнь шла своим чередом, ему все больше надоедал сенат, раздражала парламентская процедура. Летом 1966 года на заседании комитета, членом которого он был, Роберт некоторое время следил за спором почтенных сенаторов по поводу формулировки резолюции. Наконец, вскочил и завопил: «О, дьявол, да бросьте же монету: орел или решка!» – и выскочил из зала. Вспомнили: еще будучи министром юстиции, он терпеть не мог сенатских словопрений. Тогда, в августе 1961 года, его выставили с галереи сената: он жевал резинку.
Прежний оптимизм уступал место трагическому фатализму. Он зачитывался Камю, находил, что Эсхил, введший трагедийного героя в литературу, – «любимый поэт». Если раньше, в разгар кампании 1964 года, фразы типа: «А, впрочем, не все ли равно, что я решу предпринять? Быть может, все мы уже обречены» – были редкостью, то к концу 1967 года набили оскомину, перемежаясь приступами молчаливого, болезненного уныния. «Каждый из нас имеет только одну жизнь, – говорил он. – Я думаю, что мы появились в этом мире, чтобы внести в общую сокровищницу свой вклад, каков бы он ни был… Для этого не следует ждать целое десятилетие». В другой раз: «Я не могу сидеть сложа руки и гадать, не повредит ли мне в политической обстановке 1972 года то, что я собираюсь сделать сейчас. Кто знает, буду ли я жив в 1972 году?». А заканчивал свои размышления стереотипной сентенцией: «Я не знаю, что делать, если не изберусь президентом».
Мысль о президентстве как рок неотступно преследовала его. Отвоевать семье и себе Белый дом, вернуть американцам президента Кеннеди. Они поймут. «Послушание легче при понимании, – писал он еще в книге «Достижение справедливости». – Американцы замечательный народ, когда дело доходит до выполнения того, что от них требуется. Я надеюсь, что следующая за этим лекция (не проповедь!) поможет разъяснить, что от них ожидается». И это писалось для сведения демократической американской нации, каковой она себя почитает! Роберт был уверен, что встреча народа с ним, сидящим в кресле президента, неизбежна.
Его спросили, стал бы он баллотироваться в президенты, если был бы жив Джон. Роберт ответил: «Полагаю, что в конечном счете да. В противном случае мне пришлось бы ждать какого-нибудь правительственного поста… Мне нужно что-то делать и занять свой мозг. Я бы баллотировался, даже если бы Джон был жив. В сущности, я не хотел быть сенатором». Роберт бережно хранил портсигар, подаренный ему Джоном после конвента 1960 года, с надписью: «Когда я отбуду свою повинность, как насчет тебя?»