Логика была железной. Мать – математик, считать умеет. Две котлеты лучше одной. Три котлеты лучше двух. Трешка удобнее двушки. А четырешка – лучше трешки. Дворец – так и вообще зашибись, но на дворец объесть некого…
…Продолжаем котлетные истории. Гул затих, вот стою я перед вами, простая волчья котлетка. Пища. В пятнадцать лет любительница котлет запрещала мне ночью вставать в туалет, потому что я пятками слишком громко топаю по коридору и мешаю спать матери, ну а если любитель котлет хочет спать, то вся страна спать должна. Кстати, мать спала в соседней (!!!!) комнате, а не в общем бараке и даже не в коммуналке.
Я выросла. Слегка приподнялась. И родственные любители котлет сразу поняли, что тут есть чем поживиться. И вот одну славную продолжательницу дела котлетолюбов я позвала к себе в Монако. Командировку оплачивали «Известия». Одну из ночей мне пришлось работать – полосу писать. Не буди, говорю я родственнице, меня с утра. Иди с богом на обычный пляж, а я высплюсь, заберу тебя, и пойдем на дорогой, но учти – раньше часа точно я не встану. Родственница косоротится, – мол, что за новости?! Котлета потребовала уважения к своим потребностям! И в десять утра начинает меня доставать: «Вставай, вставай, солнце проспишь, пошли загорать!» Ей, вестимо дело, не хочется идти на средненький пляжик, когда за мой счет можно пойти на дорогой. И потому – вставай, в гробу отоспишься!
Характерная черта котлетолюбов – иммунитет к необходимости выразить благодарность и отсутствие в лексиконе самого слова «спасибо». Моя мать, например, в принципе его не употребляет. Она реально никогда его не говорит, это просто душевное расстройство какое-то. Когда я подарила ей вожделенную собаку ценой в пол моей зарплаты, мать, хмыкнув, поблагодарила так: «Да… это самый дорогой подарок, который мне дарили за всю мою жизнь». И окружающим, то есть – мне, как бы должно было стать стыдно и виновато, что у нее была такая тяжелая жизнь, что и подарков-то приличных в ней не было, в то время как мы там жируем.
Травма «слуга – господин» так и перебрасывается между поколениями. Слуга служит. Растит молодняк. Прививает ему мысль, что есть их потребности – и все остальные, на хрен никому не сдавшиеся. Дети этих моральных уродов не верят, что имеют право хоть на что-то, и вырастают такими же слугами, как бабушка. Усердно служат своим детям, рано попадают во вторую гинекологию и первую кардиологию, а тем временем детки наливаются соками и борзеют. «И вот вам структура личности – один, который заполняет собой все, и другой, который обретается на задворках, – пишет психолог Анастасия Фокина, – и оба они несчастны». Один и другой страдают от одиночества, бессилия и чувства вины. Один ощущает себя монстром, убивающим вокруг все живое, драконом, откусывающим головы и не способным насытиться, и потому одиноким. А второй – несчастной обслугой, ни на что не годной, кроме питания драконов, и готовым быть им окончательно съеденным, а потому также поддерживающим свою изоляцию.
Парочки: драконы и слуги, волки и овцы, котлеты и котлеточники так и кочуют по ветвям семейного древа из поколения в поколение. Кто был раньше – курица или яйцо, котлеточник или котлета? Черт его знает, кто первый начал, одно скажу точно: самые забубенные любители котлет получаются у самых лучших и самых добрых мам.
Талантливейшая писательница Александра Яковлевна Бруштейн, большой души человек, кристально честная умница, преданнейшая и любящая мать, детей своих боготворила. Сын Миша рано умер от болезни сердца. А вот что пишут о ее дочери, балерине Надежде Надеждиной, современники. «Обласканную властью, высокую, крупную, крепкотелую, всегда уверенную на вид Надежду Сергеевну Надеждину одолевала своя забота. Мать ее была старой еврейкой, автором популярных пьес и книг, Александрой Яковлевной Бруштейн. Это родство и удручало и, безусловно, компрометировало Надежду Сергеевну Надеждину, она его всячески скрывала, запрещала матери появляться в ее обществе и даже рассказывать, кто такая ее высоко взлетевшая дщерь. Скрыть, разумеется, было трудно. Помню, знакомая мне девица, танцевавшая в этом славном ансамбле, весьма непосредственное существо, непонимающе восклицала: «Какое странное отношение! Такою матерью можно гордиться!» Все обстояло наоборот. Гордилась своею дочкой старуха, фанатически ее обожавшая. Она пробиралась тайком на концерты, ждала, когда наконец, уступив шумным вызовам избранной публики, на сцене появится ее дочь, Надежда Сергеевна Надеждина».
Дети волчьих котлеток искренне полагают, что все на свете – их обслуживающий персонал. Такую девушку растила и вырастила моя покойная тетка, например. С пятнадцати лет девушка стала разговаривать с окружающими, как с горничными, легко звонила по межгороду с чужого мобильного. Мысль о том, что владелица мобильного сама последний хрен без соли доедает, ей в голову не приходила. «Слушай, – говорю я как-то тетке после очередной выходки, – у тебя растет монстр. Это очень плохо». «Выращиваем новое поколение сучек, – ухмыльнулась тетка, – это вам всем с ней будет плохо, а ей с самой собой будет очень даже хорошо».
Я резко пресекла попытки «юзать» меня, и тогда девушка стало «юзать» втемную. Приехала к моей знакомой модельерше. Представилась моей двоюродной сестрой (на самом деле – пятиюродной, но кто вам считает). И тут же как бы спохватилась: «Вы только Божене не говорите, она не любит, когда я называю ее сестрой». После чего взяла на дефиле у модельерши платье с вышивкой из драгоценных камней. Пообещала купить. А после дефиле не купила, просто вернула с шофером. Подол при этом оказался изорван.
Чего далеко ходить – любители котлет, драконы мужского пола присасывались ко мне всю молодость. И я уже затеяла котлетную революцию – не хочу быть пищей, хочу сама быть владычицей морскою.
Но когда пришла пора образовывать ячейку общества, ясен пень, из пучин мироздания к моему берегу прибило именно матерого любителя котлет. Давно это было, но эта история до сих пор перед глазами, как вчера.
Покупаю я как-то пластиночки от моли. Пять штук кладу в гардеробище обожаемого. А три – в свой крохотный гардеробишко. Приезжаю очередной раз в Лондон. А мой свитер слопала моль. Потому что обожаемый выковырял мои три пластинки и добавил их к своим пяти. Справедливо посчитав, что восемь – надежнее пяти. И вот идем мы с ним как-то раз по Гайд Парку.
«Слушай, – говорю, – где бы здесь пописать?»
«А я пока не хочу», – честно отвечает он.
Жаль, любители котлет не дохнут. Они непробиваемые. Это мы – их пища, их котлеты, дохнем, болеем, надрываемся и старимся раньше времени. А этих граждан ничего не берет. На свете, как писал Островский, волки и овцы, волки и овцы… Волки позорные, любители котлет – рожают детей и делают из них волчьи котлетки. Волчьи котлетки, услужливые родители, настоящие квочки, делают из своих детей волков, и волки с детства заточены на «юзанье» окружающих. Слуги рожают господ, господа воспитывают себе слуг.
На свете много мужчин, которые не прочь взять меня в слуги. Одевать, обувать, печь пироги, устраивать дом – а главное, вытирать сопли в лихую годину, но ни в коем случае – не лезть со своими соплями. Так вот, на это имеется куча охотников. Но если я, в силу котлетной психики, не могу построить взаимные отношения, то действительно, ну их, драконов. Лучше жить для себя.
Что же собственно со всем этим делать? Микроответ дал мой друг, бывший министр, а ныне, естественно, олигарх. «Если ты все время отдаешь, а тебе не возвращают, – сказал он, – это твоя проблема. Один раз не вернули – надо тут же прикрывать шлагбаум и смотреть, что будет». Как говорила Ассоль колокольчику: «Смахни мохнатого пассажира». Оглянись вокруг себя, не еб*т ли кто тебя, и, если увидишь пристроившегося – тут же затворяй свой васисдас. Но тут же, упреждаючи, реплика от читательницы: «А что делать с близкими? Понятно, что тетку в самолете можно послать. Маму можно тоже послать, – такая мама не нужна. А вот если это любимый мужчина?» Вот тут зарыта очень подлая собака.
Дело в том, что нарциссам – а именно эту травму в свое время пережили любители котлет – реально на хрен никто не сдался. Как только человек перестает удовлетворять их потребности, его убирают в шкаф в лучшем случае, а как правило – на помойку. Отработанная порода. Посему договориться о взаимных отношениях с нарциссом – почти невозможно. Проколоть нарциссический пузырь тоже невозможно. Почему? Да потому, что эти паршивцы имеют одну очень офигительную черту – они умеют договариваться с собой. У них колоссальный механизм самоуспокоения. Вы можете сказать дракону, какой он урод, объедала, что это нечестно, – а он этого даже не услышит. Он озлится и все перепридумает по-своему. Они всю свою подловатую жизнь защищаются от стыда и преуспели в этом невероятно.
Невозможно войти в одну и ту же воду дважды и невозможно застыдить нарцисса. Они – нырк, и водой уходят. И верят, что они просто забыли, что в их шкафу уже лежит пять антимолек. И что свитер съела не моль, а я сама. Ну, а если серьезно отвечать, то есть такая дивная книга «Адская паутина. Как выжить в мире нарциссизма». Написала ее доктор психологии психоаналитик Сэнди Хотчкис. Книга как раз дает стратегии по защите себя от нарциссических личностей. Одна из глав так и называется: Принципы, необходимые для выживания. Особо хочу предупредить: совы вовсе не то, чем кажутся. Если вы привыкли думать, что нарцисс – это тот, кто 24 часа в сутки на себя поддрачивает, то это не так. Нарцисс – это любитель котлет, это тот, кто весь мир рассматривает как средство по удовлетворению своих потребностей. Это людоеды и людоедихи.
И особенно пакостен и злокознен нарцисс скрытый. Closed-нарцисс. Это такое тихое, по жизни опущенное чмо, так вроде и не скажешь, что это нарцисс. Он смотрит в душу глазами больной коровы. Или тихонечко ковыляет с работы. Отрывается только на ближних, втихаря их подъедая, как собака тапку, пока никто не видит. Одна из самых главных черт нарцисса – неспособность откликаться сочувствием на проявление сочувствия. Нарциссическая мамаша может испытывать сочувствие только к собачкам и кошечкам. Лучшей защитой от нарциссических вторжений и эксплуатации служит хороший и крепкий охват своей нарциссической уязвимости и оценка собственных ресурсов, пишет Хотчкис, а я эту сентенцию перевожу, как то, что надо выращивать свою самость и отслеживать, где у тебя дырки.