- Почему у нас забрали оружие, какие-то босяки, пся крев, - сходу, только поднявшись на смотровую площадку, спросил первый. - Это унижение.

Я вздохнул...

- Слушать его, или сразу дать в рыло, - спросил я себя в слух, глядя на парламентёров.

Это вышло совершенно непроизвольно, и неожиданно даже для меня. Видимо, слишком мне было "влом" вести переговоры.

Все открыли рты. Особенно широко раскрыла рот, только что появившаяся из люка голова Степана.

- Как вы смеете, мы парламентёры...

- Я с вами войны не веду. Для меня вы - бунтари и заговорщики. И место вам на колу. - Я показал на не равновысокий, где-то выступающий острыми пиками, и от того, особо неприятный на вид, частокол крепости.

Все трое, глянув на острые колья, непроизвольно тронули себя за задницы.

- А вы, наверное, важные магнаты Великого Литовского Княжества? Пришли московита побеждать? Кто у вас на втором ушкуе был? - Я выделил слово был.

- Князя Гомельские, и ещё... Почему был?

- Каша там, а не князья гомельские. Кровавая каша. - Я показал на реку. - Вы сдаваться будете? - Сказал я лениво, тихонько сморкаясь, в вынутый из рукава куртки белый платок, - или предпочитаете на кол?

- Это не по рыцарски... - Вскричал другой вельможный пан.

- А где вы тут рыцарей видите? Мы - русские. И к врагам своим относимся по-нашенски. Хотим - милуем, а хотим - на кол. Нам плевать на ваши законы рыцарства. У нас свои законы. И в нашем государстве мы живём по ним. А главный закон русского человека - с предателями переговоры не вести.

- Но вы нас позвали...

- Я?! Вас?! Вы сами пришли... - я рассмеялся, Григорий и вестовые тоже, а Степан так "громыхнул" своим басом из люка, что троица подпрыгнула.

- Но мы не знали...

- Мне вас пожалеть? Понять и отпустить?

Они кивнули разом. Мне было смешно, и я прыснул в кулак.

- После смерти тех князей Гомельских, кто наследует Гомель?

- Я, - сказал самый младший из троицы. - Я тоже Гомельский. Михаил. А они... точно... Того... Преставились?