— Эвона как… Выходит, ежели что-то не так, то ты в рыло совать не станешь. Можешь и к стенке подвести…
На это предположение я легко согласился:
— Угу. Мы же не в царской армии, чтобы бойцов мордовать. Не… если понимаю, что человек сам вину осознал, то отхватит затрещину для порядка и на этом все. Ну а ежели он будет упорствовать в своих заблуждениях, то и получит на полную катушку без всякого рукоприкладства. Ты и сам знаешь, что в армии для этого есть десятки методов. Так что отеческую командирскую плюху еще заслужить надо. А окажется совсем невменяемым, ну так — по законам военного времени…
Буденный покрутил головой:
— Тю, так ты про это… Как солдатиков гнобить, это все знают. Ничего нового не открыл. Токмо в чем же тогда у тебя от старого режима отличие? Что там, что здесь — одно угнетение. А ты что, вообще в сознательность красных бойцов не веришь?
Я фыркнул:
— Еще как верю! Поэтому мои морпехи, как адмиральский чай — два в одном. И сознательные, и дисциплинированные. Так что тебе рассказывать стану именно про то, как сделать подобного бойца. Считаю, в этом главная командирская задача. Краском должен не водку жрать да по бабам бегать, а бойцов воспитывать. Ежедневно. Ежечасно. Тогда и отдача будет такая, что закачаешься. Да ты и сам о наших похождениях слыхал… Не думаешь же ты, что это я такой весь из себя военный гений? Нет паря, все дело в людях. Вот как воспитаешь своих, так сразу меня в военном деле далеко переплюнешь. У тебя ведь несколько лет войны за плечами, да полный георгиевский бант. И мне тебя воевать учить? Ты и сам, в этом вопросе, с усами!
Внимательно слушающий меня Семен, машинально разгладил упомянутую растительность на лице и сдавленно хрюкнул. А я, глядя на его манипуляции рассмеялся.
В общем на этом позитивном настрое с Буденным говорили еще часа два. И я в этом разговоре больше упор делал не на тактику со стратегией, а на людей. Ну и заодно с периодически вступающим в разговор комиссаром, политически просвещал будущего легендарного командарма. Он, кстати, в долгу не оставался, а тоже объяснял несколько наивному Чуру не совсем понятные, но интересные нюансы. Например, по отношению к тем же казакам. Я и до этого самых разных людей слушал, но лишь теперь сформировалось окончательное мнение — с тем казачеством что сейчас существует, договориться невозможно. И дело даже не в том, что они более зажиточные, более самостоятельные и поэтому на красным смотрят косо. Там и бедноты хватает… Дело в том, что они на всех, кто не казак, смотрят косо. Вот как бы понятнее объяснить… В общем, зачатки нацизма в казачьей среде цветут и пахнут. Говоря более современными понятиями, чубатые себя считают ариями. И это им с детства прививается, на самом низовом уровне. Они арии, а все остальные это унтерменши. Второй сорт. И даже самый никчемный казак, у которого из имущества лишь лампасные шаровары в дырах да лошадка ледащая, считает себя несравненно выше любого русского крестьянина или прочего «иногородца». Причем, выше, просто по праву рождения.
И из-за этого «права», в казачьи ряды, просто так не попасть. Тот же Семен Михайлович… С детства в станице жил. Шашкой и конем владел — любому на зависть. Трудился бок о бок с ними. В состязаниях участвовал. Выигрывал их. Но казаком так и не стал. Ибо чубатым невместно «иногородцев» привечать. Они — особая каста. Отдельное сословие.
Не все, конечно. Вон, у Михалыча, треть отряда — казаки. Но «арийцев», реально очень много. Тут впору не только со старшИной бороться, но и общую денацификацию проводить. Кстати, в свое время у Советской власти это получилось. Сословия упразднили, лишнюю придурь из лампасников выбили и стали казаки тем, кем и должны были быть — подготовленными и умелыми защитниками Родины. Да, со своими тараканами. Но не нацистскими, а обычными — присущими любому профессиональному сообществу. Кстати, на этих «тараканов» они уже имели полное право. Как те же десантники в наше время. Право заслуженное кровью. И без всяких арийских замашек.
Ну а те, кто не захотел расставаться с венцом «сверхчеловеков», так и ушли с Красновым в Германию. А в сорок первом вернулись, насаждать «новый порядок». Поэтому вооруженные близким их сердцу нацистским учением, резали бывших соотечественников самозабвенно да без жалости. И не «жидов с коммунистами», а самых обычных людей.
Так что, сдается мне, сумасшедший градус противостояния в Гражданской войне новой власти с казачеством, связан, в первую очередь, именно с их сословным нацизмом. А привилегии казачьи, это уже вторично. Немаловажно, но вторично…
Утро началось замечательно. Поднимающиеся солнце освещало светлые облака, говорящие о том, что дождя в ближайшее время не ожидается. Зато и сильной жары тоже можно не опасаться. Во всяком случае, до обеда. А это уже совсем неплохо. И до окончания утреннего туалета я пребывал в благодушном настроении. Но вот по окончании оного, меня внезапно настиг бич божий. Имя бичу было — Сергей Андреевич Бурцев. Нет после того, как я отдал студента Федору на воспитание, тот вроде стал исправляться. Взбрыки присутствовали, но так — в пределах нормы. Зато каллиграфический почерк у Бурцева оказался очень даже хорош и все это время, он подвизался помощником батальонного писаря. То есть, за ним зорко следил писарь. За ним продолжал наблюдать Федор. Поэтому я не ожидал никаких особых подвохов. А зря…
Мага спокойно поливал мне из кружки, но стоило только умыться и начать вытирать морду полотенцем, как вдруг, сзади, послышалось:
— Чур …ленович!
Отчества не расслышал, потому что как раз в этот момент мизинцем из уха извлекал остатки воды. Но один хрен, меня это так потрясло, что я прыжком развернулся. Как вы помните, отчество мне досталось в детдоме от завхоза-алкоголика. И здесь, его вообще никто знать не мог! Даже Жилин! Седому я известен лишь по имени и фамилии. То есть, как Артем Чур. Без всяких Владленовичей!
А развернувшись, увидел перед собой Серегу. Рядом с ним терся курносый и белобрысый парнишка в гражданской одежде, но при этом, в черном берете со звездой. Эдакий Че Гевара южнорусского разлива. К слову — здоровенький парнишка. Кровь с молоком да раза в полтора здоровее худосочного студента. Почему-то, мне не знакомый. Не помню я эту краснощекую физиономию. Но глаза у обоих горели настолько одинаково, что я как-то сразу понял насчет белобрысого — такой же малахольный, как и Бурцев.
Студент тем временем радостно переглянувшись с белобрысым, повторил:
— Чур Пеленович, я всех оббежал и посчитал расход керосина, продуктов и боеприпасов за прошедший день. Вот.