Сыновья Кузьмы – близнецы Борис и Глеб придумали шалость. Они незаметно прорыли нору в самом большом сугробе у плетня и когда к нему приблизились дочки Анфисы, с криками выскочили наружу и обсыпали их снегом. Девки сначала закричали от неожиданности, а потом стали смеяться и бросать в мальчишек в ответ кусками смерзшегося снега.

Деревенские мужики и бабы в это время степенно стояли за только что починенным плетнем, разговаривали между собой о видах на урожай озимых и делали вид, что остановились у двора старосты совсем случайно. От выходки сынов Кузьмы бабы тоже испугались и закричали, а потом стали незлобиво ругать их, а заодно и всех не в меру расшалившихся детей.

Вышедший на двор и наблюдавший за детскими играми Хворостинин подумал: «А вот ради этих шалящих русских детей мы и собираемся биться с полчищами басурман. Сложим мы свои головы в битве, а дети останутся живы, подрастут, построит новый гуляй-город, нашьют новых тегиляев, выкуют новые сабли и пойдут на битву, чтобы и их дети могли беззаботно бегать по двору, валить друг друга в пушистые, холодные сугробы и смеяться при этом.

А что он? Пусть он сейчас наместник большого города. Но детей у него нет, умрет он, и заменить его в этом вечном круговороте жизни будет некому».

От этих мыслей у Дмитрия Ивановича на душе стало ужасно тоскливо. Раньше такая тоска никогда к нему близко не подступала. И тут он, неожиданно для самого себя, решил, что если выживет в предстоящей битве, то обязательно женится на Евфросинии и удочерит ее Авдотью.

Никифор, меж тем, согнал со двора бегавших там детей, отмерил шестьдесят шагов и выпустил из лука по только что изготовленной «мягкой броне» стрелу, потом подошел на двадцать шагов ближе и выпустил еще одну, а затем выпустил последнюю стрелу с расстояния в двадцать шагов.

Сняв испытываемый образец со стены, староста принес его к стоявшим тут же во дворе членам импровизированного «военно-технического совета». Ни одна из стрел не пробила насквозь веревочный панцирь.

Анфиса же, посмотрев на результаты испытаний, сказала:

– Надо туже переплетать канаты между собой и делать четыре слоя. У татар луки посильнее будут, чем у Никифора, и они трехслойную броню пробьют.

– А чего раньше не говорила про то, что в четыре слоя делать броню надо? – все не мог успокоиться Кузьма.

– А оттого, что я вам, мужикам, каши раньше готовила, а не брони вязала, – огрызнулась бойкая вдова. – А вы той каши мало ели и татар побить не могли. Так, что мне теперь и доспехи за вас вязать надо и, верно, с татарами воевать.

Стоявшие невдалеке деревенские услышали язвительный ответ бойкой женщины и оглушительно захохотали. Кузьма не нашелся что ответить. После этого случая Анфису стала в деревне звать «бронных дел мастерицей».

Никифор, остававшийся один серьезным во время всеобщего веселья, негромко спросил у Хворостинина:

– От стрелы и нескольких ударов сабли эта броня воина убережет, а от удара копья нет. Да и голова у ратника незащищенной остается.

– Надо будет металлические пластины на груди тягиляя изнутри пришивать для верности, только вот где их взять? – ответил ему князь.

Стоявший рядом с Хворостининым Петр немедленно предложил выход из сложившейся ситуации:

– Мы с отцом давеча заказ выполняли для монастыря, что недалеко от Смоленска находится. Когда я этот заказ отцу игумену привез, так видел, что у него в клети много железных листов лежит – монахи собрались ими крыть крышу колокольни. Может попросить это железо на брони ратникам?

– Давай, Петр, съездим в этот монастырь, только с мягкими бронями до конца разберемся, – ответил сыну кузнеца Дмитрий Иванович.

Наместник громко кашлянул для привлечения внимания и скомандовал:

– Пошли, Никифор и Анфиса в избу. Надо еще обговорить, как «бумажные» шапки делать будете, сколько доспехов изготовить сможете и как за них расчет с вами произвести.