– Решил я, князь Хворостинин, наш опричный орден распустить. Не смог я воодушевить его членов служить только во славу Божию. Дал опричникам слишком большие привилегии, а они под предлогом защиты интересов государства народ грабили, девок бесчестили, руки в чужие кошельки запускали. Думал, после похода на Новгород и Псков, что в этом только опричное начальство виновато – казнил главных злодеев.
В прошлом году опричные отряды струсили в битве с татарами и допустили их до Москвы. Провел следствие, смертью казнил изменников и трусов из высшего опричного руководства.
В этом году отправил опричные полки в бой со шведами под Колывань, но результатов с того тоже никаких не было.
Вы же с Воротынским, объединив опричников и земских, много превосходящие вас силы татарские побили. Выходит, дело в том, что вы правильных людей подобрали и на правильные места их расставили.
Попробую я так же поступить. На днях подписал указ, что все опричники переводятся в Государев двор и будут служить там на равных началах с земскими в качестве дворян. Я сам буду следить за тем, как кто служит. Казна, Дума, все приказы земские и опричные также объединяются.
А раз опричный орден распускается, то и одежды я поменял с монашеских на светские.
Хворостинин не стал расспрашивать Ивана Васильевича более подробно о том, как тот будет дальше строить свою внутреннюю политику. Было очевидно, что царь еще и сам до конца не знает этого. Потом, воеводское дело службу хорошо нести военную, а не в большую политику ввязываться.
Царь оценил отсутствие любопытства у Хворостинина. Он потеплел в обращении с князем, показал ему рукой на лавку возле окна, сам сел рядом и продолжил разговор уже в добром, уважительном тоне:
– Скажи, Дмитрий Иванович, как ты так смог людей сплотить вокруг себя и на великое дело их подвигнуть?
– С Божьей помощью, Иван Васильевич. Услышал Всевышний нашу с тобой молитву в этой комнате и помогал мне потом все время – людей нужных присылал. Если позволишь, я тебе про них расскажу.
Царь встал с лавки, подошел к деревянному бюро, что стояло посреди палаты, достал перо, открыл серебряную крышку склянки с «железными» чернилами и посмотрел на князя, давая понять, что тот может начинать свой рассказ.
Хворостинин стал рассказывать царю о том, кто и как ему помогал. Царь во время его рассказа делал своим каллиграфически почерком пометки на чистом листе бумаги:
«1. Купец Никон Полесский – проверка деятельностью англичан в Московской торговой компании.
2. Монах Иллиодор – помощь афонским монахам в выкупе у турок Свято-Пантелеймонова монастыря».
Выслушав рассказ об истории создания гуляй-города, царь спросил Хворостинина:
– Дмитрий Иванович, а что, можно ли твою деревянную крепость в войне против шведов использовать?
– Думаю, что только тогда, когда при них пушек нет. Пушки деревянные стены быстро разнесут на мелкие части. А если у врага только пищали, то воины могут от вражеских пуль уберечься за дубовыми щитами.
– А твой Гордей Старый сможет других мастеровых людей научить такие крепости самим строить?
– Сможет. Только его со всей артелью поначалу привлекать к этой работе надо.
Иван Васильевич приписал напротив имени кузнеца – «Бронный приказ».