Но в первую нашу встречу в 2009 году все было иначе. Стоял очень жаркий и душный летний день. Якобашвили был явно не в настроении. На мой вопрос, что он думает о западной элите, он ответил, что испытал по ее поводу много разочарований, особенно имея дело с западными банкирами. «Конечно, среди западных банкиров встречаются достойные люди», – признал он. На самом деле у него есть несколько очень хороших друзей-банкиров из Европы и США. У одного из них, из Швеции, банкира, была коллекция музыкальных автоматов, которую Якобашвили у него купил, – теперь она служит основой экспозиции его собственного музея[331]. Но у него имеется и горький опыт взаимодействия с некоторыми представителями банковского бизнеса Запада, по его словам, «бандитами и жуликами»: «Они улыбаются тебе, будто лучшие друзья, а потом тебя же и обманывают». Он немного просветлел лицом, когда мы заговорили об искусстве и, в частности, о том, как некоторые произведения отражают дух межличностного взаимодействия между Востоком и Западом. Якобашвили показал мне бронзовую статуэтку, украшающую его рабочий стол: «Смотрите, это австрийская работа. Когда-то она стояла в кабинете у Ленина. Ленин получил ее в подарок от [американского нефтяника Арманда] Хаммера».
Некоторые из моих респондентов отзывались о Западе очень эмоционально. Отчасти это может быть связано с тем комплексом неполноценности, который многие из них испытывали в прошлом. Бизнесмен и инвестор Александр, которому сейчас за шестьдесят, говорил об этом особенно пылко и убежденно. В первое постсоветское десятилетие он ощущал огромную разницу между собой и западными людьми, с которыми ему приходилось иметь дело; чувствовал, насколько ограниченны его знания по сравнению с ними: «У меня было чувство неполноценности, можно даже сказать комплекс».
Александр добавил уже более уверенным тоном: «Теперь это прошло. Теперь общаться с западными людьми стало намного проще и приятнее». Он сказал, что, оглядываясь сегодня назад, пришел к выводу, что этот комплекс неполноценности по отношению к Западу был вызван не столько фактическим недостатком знаний у него самого или его соотечественников, сколько претенциозностью тех западных людей, с кем приходилось иметь дело. Он подозревает, что некоторые из них просто вели свою игру и делали вид, что у них гораздо больше знаний и навыков, чем на самом деле, в то время как ему приходилось учиться всему с нуля. «Для меня это было огромной проблемой», – сказал он.
Теперь былой комплекс неполноценности сменился у него, как и у других богатых русских, высшей степенью самоуверенности. Александр считает, что новое поколение богатых россиян сравнялось с западными элитами или даже превосходит их. «Живут ли они в России или на Западе – это чисто вопрос их выбора и предпочтений. Это уже не зависит от того, что они знают и чего не знают», – заключил он.
Другими словами, дело не только в новых знаниях, приобретенных российскими буржуа. Они еще и научились играть по-западному – и по-своему демонстрировать свое превосходство. Такое отношение нередко содержит в себе элементы вызова. Многие русские сформировали пренебрежительное отношение к провозглашаемым на Западе ценностям и нормам в таких областях, как демократия, права человека и верховенство закона. Они расценивают их как пустые и лицемерные.
Подозрительность к Западу
Биография медиаменеджера Дмитрия Киселёва во многом отражает постсоветскую политическую историю. В 1990-е годы тогдашний выпускник отделения скандинавской филологии с деликатной, мягкой манерой общения был образцовым европейцем как в своей журналистике, так и во вкусах вообще. Он не только воспринимал все западное как свое, но и продвигал его по стране через программу «Окно в Европу» на ОРТ, в то время главном российском телеканале. Он даже женился на англичанке – «женщине из Кембриджа». Их брак продлился шесть лет. Но с тех пор многое изменилось:
Негативное восприятие Запада, сложившееся у Киселёва в 2000-е, пришлось весьма кстати, когда Кремлю в следующем десятилетии понадобился человек для агрессивного продвижения имиджа российской власти. Киселёв отлично справился с поставленной задачей. В марте 2014 года, в день референдума по Крыму, он напомнил в телеэфире, что Россия – единственная страна в мире, способная превратить США в радиоактивный пепел[332]. После февраля 2022 года его риторика перешла на новый уровень агрессивности: 1 мая, комментируя риторику Бориса Джонсона во время кризиса, вызванного боевыми действиями в Украине, он повторил свою угрозу, в этот раз указав строго на Великобританию[333]. «Это всего лишь один пуск, Борис. А Англии нет. Раз и навсегда. Зачем заигрываться?» – заявил Киселёв в еженедельной новостной программе «Вести недели».
У Киселёва множество единомышленников среди коллег и конкурентов по медиабизнесу. Арам Габрелянов, этнический армянин, выросший в Дагестане, создал крупнейшую в России таблоидную империю (которую позже вынужден был продавать Юрию Ковальчуку и Геннадию Тимченко, двум ближайшим приятелям Путина, уже много лет включенным в санкционный список США). Габрелянов всегда мечтал стать российским Рупертом Мёрдоком. Его журналисты никогда не высказывались о Путине, «отце нации», в негативном ключе.
Габрелянов при нашей встрече был убежден, что Запад стремится уничтожить Россию и расчленить ее как минимум на двадцать частей, чтобы контролировать и эксплуатировать ее богатые природные ресурсы. «Если бы не Путин, Россия перестала бы уже существовать как государство», – сказал он, сидя за столом в своем кабинете со стеклянными стенами, из которого открывался вид на огромную новостную редакцию с сотнями журналистов. «Они же разделили Югославию на десяток государств? Зачем? А Ирак, Ливия, другие страны? Они хотят, чтобы мы в России возненавидели друг друга, и тогда они смогут заключать выгодные сделки с каждым из этих двадцати или больше новых и слабых государств», – продолжил он. Медиамагнат отмахнулся от аргумента, согласно которому дестабилизация России невыгодна Западу: «Если бы у России не было ядерного оружия и сильной армии, созданной Путиным с нуля, они [американцы] давно бы пришли и уничтожили нас».
Игорь Морозов – человек твердых убеждений. Заработав деньги в банковской сфере в 1990-е годы, позже он занялся политикой. Бывший спортсмен, он получил две ученые степени – кандидата юридических и экономических наук, специализируясь в области международных отношений. Эти знания пригодились ему и на прежнем посту депутата Государственной думы, и в нынешнем качестве члена Совета Федерации. Морозов и его жена – космополиты с прекрасным образованием и высоким уровнем культуры. Она свободно говорит по-английски; он владеет английским, немецким и персидским языками. Ничто в их скромном внешнем виде и манере поведения не выдает того факта, что пара довольно богата (в частности, им принадлежат 3000 гектаров сельскохозяйственных угодий).
На одном ужине я сидела рядом с Морозовым. Я рассказала ему про Киселёва и Габрелянова и то, что меня шокировали их взгляды, которые, по моему мнению, являются не более чем параноидальным паникерством. Учитывая то, что эти двое через свои медиаканалы имеют непосредственный доступ к миллионам россиян[334], было очевидно, что это может оказывать заметное влияние на формирование общественного мнения.
Выслушав меня, Морозов – автор массивной монографии под названием «Геоэкономические реалии и безопасность» и кавалер медали «За возвращение Крыма» – спокойно ответил на мою озабоченность, заявив, что я рассуждаю очень по-европейски. К примеру, как он объяснил, нестабильность в Украине беспокоит меня потому, что это может иметь негативные последствия для европейских стран с точки зрения миграции, экономики и безопасности. В отличие от европейцев, американцы физически находятся так далеко, что их не тревожат подобные соображения. На самом деле американцам выгодно дестабилизировать Европу, сказал он, поскольку это облегчило бы им распространение своей власти и контроля над всем континентом.
Превосходство России над Западом
Многие мои респонденты придерживаются романтизированных мифов по поводу российской элиты – не только ее коллективных качеств, обеспечивающих ей превосходство над западной, но и ее отношений с массами.
Рассказывая мне о том, что ее филантропическая деятельность включает и оказание помощи людям, уволенным с предприятий мужа (смотрите главу 5), Ирина Седых подчеркивала, что в других странах положение намного хуже: «Насколько я знаю, американские компании гораздо циничнее в этом плане». Седых не склонна к антиамериканским настроениям; наоборот, она открыта миру и заинтересована в культурном обмене, особенно в сфере благотворительности. Тем не менее она искренне верит, что простые американцы никак не защищены в случае потери работы: «Там никого не волнует, что будет с сотрудниками и их семьями. А ведь когда вы увольняете сотрудника, нельзя забывать о том, что от него финансово зависят как минимум еще два человека».
Такое представление Седых о чувстве ответственности российских работодателей восходит к русской литературе XIX века. Славянофилы считали, что, в отличие от капиталистического Запада, которому потребовалось создание специальных институтов, регулировавших бы патронаж элит в отношении бедных, в России такая социальная забота развивалась сама по себе, как органически присущая российскому обществу.
Григорий, 31-летний сын олигарха, придерживается похожих взглядов. Мы встретились с ним на берегу Москвы-реки в одном из кафе комплекса «Красный Октябрь», расположенного на территории бывшей шоколадной фабрики. Как и Седых, Григорий убежден, что российская элита «ближе к обычным людям и больше заботится о них», чем западные элиты. Он заверил меня, что знает, о чем говорит, потому что рос на Западе – сначала во Франции, затем в США. Он считает, что в России богачи «не возводят высокие стены, чтобы отгородиться от народа, и относятся к простым людям очень открыто». Однако образ жизни, которого придерживается семья Григория, мало чем отличается от образа жизни критикуемой им западной элиты. Их роскошные дома в Подмосковье надежно спрятаны за высокими заборами, а последним членом семьи, имевшим отношение к простому народу, был дед Григория, который родился в провинциальной крестьянской семье и прошел путь до чиновника Министерства внешней торговли СССР в 1950-х годах.