Что же касается коллективных черт российской элиты, то, если верить популярному мифу, российские бизнесмены более динамичны, энергичны и открыты новому, чем их западные коллеги. Многие рассматривают успешный переход России к капитализму всего за два десятилетия – а не за двести лет, как было на Западе, – в качестве еще одного доказательства российского превосходства. Юрий Припачкин, родившийся в 1960 году, считает молодость российских предпринимателей одним из источников их жизненной силы. В среднем они на поколение моложе своих западных коллег. Эта группа, пояснил он, состоит из «людей, которые добились всего сами», поэтому они более предприимчивы и цепки. Ссылаясь на государственные меры по спасению банков в Великобритании в 2008 году, Припачкин опроверг западный тезис о том, что менталитет российских бизнесменов несет на себе отпечаток советского прошлого: «Напротив, по-социалистически мыслят многие западные предприниматели. Они считают, что в трудных ситуациях государство должно приходить к ним на помощь и выручать их». По его мнению, молодое и инновационно мыслящее поколение российского бизнеса лучше подготовлено к тому, чтобы успешно выдержать нынешние экономические штормы.
Бизнесмен Арсений вторил словам Припачкина о динамичности российских предпринимателей, а также называл черты, которые он считает специфически русскими: открытость и абсолютную щедрость, как эмоциональную, так и финансовую; страстную тягу к знаниям; способность к спонтанности и импровизации; умение наслаждаться скоростью и даже неопределенностью; смелость, граничащую с дерзостью; склонность к расточительству. По словам Арсения, он не смог бы жить на Западе: «Мне было бы там ужасно скучно». Будучи более или менее открытым геем в гомофобном российском обществе, он тем не менее считает западную политкорректность отталкивающей. По его мнению, она подавляет интеллект, самобытность и индивидуальность человека, тогда как Россия со всеми своими «потрясающе необыкновенными особенностями» обеспечивает достаточный простор для развития.
Я почти полтора часа просидела за столиком у окна в «Кафе Пушкинъ», ресторане с китчевым интерьером в стиле XIX века на одной из центральных московских улиц, в ожидании Виктории, дочери богатого бизнесмена. Официант смотрел на меня с подозрением, потому что за все это время я заказала только чашку чая. Но как только в зал вошла Виктория вместе со своей матерью Аллой и приветствовала меня, официант расплылся в улыбке и превратился в воплощенную любезность.
Виктория и Алла выглядели как героини телешоу о гламурной Москве: обе пепельные блондинки, шикарные и очень худые. Аллу, которая в свои пятьдесят с чем-то выглядит на тридцать, легко принять за сестру ее дочери. Впрочем, у них разная манера общения и, судя по всему, им нравится играть в дочки-матери. Обе пили зеленый чай и едва притронулись к своим салатам. Алла закурила, и дочь упрекнула ее за это: мать обещала бросить курить к тому времени, как дочь получит диплом Колледжа искусства и дизайна в Челси, но не выполнила обещания. Хотя Виктория окончила колледж всего полгода назад, они с подругой уже запустили собственную модную марку. По ее словам, она счастлива, что вернулась из Лондона в Россию: здесь она процветает. Больше всего этой энергичной молодой женщине нравится в Москве та свобода, которой она здесь наслаждается: перспектива начать бизнес в молодом возрасте вместо того, чтобы медленно подниматься по иерархической лестнице, и возможность нарушать правила, которые могут ограничивать личные амбиции. «Свобода, да, я думаю, у нас намного больше свободы, – подчеркнула она, и ее мать кивнула в знак согласия. – И здесь все происходит намного быстрее… Никогда не знаешь, что будет завтра. На Западе мне было бы скучно. Первое время в Лондоне мне нравилось, но потом и там стало скучно».
Осознавая провокационность своего вопроса, я поинтересовалась, зависит ли эта свобода от взяток. «Я никогда не даю взяток», – мило улыбнувшись, ответила Виктория. Когда я копнула глубже, выяснилось, что улаживанием всех формальностей, связанных с ее новой компанией, занимаются опытные юристы. Я спросила, как обстоят дела со свободой у тех, у кого нет денег на оплату юристов. «Я могу говорить только за себя», – ответила она в той же своей очаровательной манере. В конце концов, она не виновата в том, что ее отец так успешен, сказала Виктория. Самое меньшее, что она может сделать, – это извлечь максимум из своего положения благодаря усердной работе.
Виктории помогала мать, которая взяла на себя руководство вспомогательным персоналом, чтобы дочь смогла полностью сосредоточиться на творческой работе. Кроме того, Виктория сумела воспользоваться благоприятной тенденцией на рынке. Российские ответные санкции в 2014 году не коснулись импорта одежды. Модели Виктории ненамного дешевле западных, поскольку она использовала дорогие импортные ткани. Тем не менее ее бизнес процветал благодаря тому, что потребители теперь предпочитают товары российского производства. Кроме того, пребывание в Москве помогало ей идти в ногу с капризными вкусами московской элиты. Благодаря поддержке своих друзей-знаменитостей, которые появлялись в ее одежде на публике и расхваливали ее модели в глянцевых журналах, она могла задавать модные тренды для своих подруг и их матерей.
На резком контрасте с энтузиазмом Виктории по поводу преимуществ России прозвучали слова миллиардера Валерия, убежденного либерала, разочарованного тем, что он не может планировать свое будущее: «Да, конечно, мы привыкли быстро приспосабливаться к новым ситуациям. У нас был путч в 1991 году, потом еще один в 1993-м, затем нам пришлось пережить все виды кризисов, и мы справились». Его жизнь тесно связана с Россией, но в случае необходимости он готов покинуть страну в любой момент. В 2015 году он дал современной России далеко не лестную оценку:
Но для богатых существуют и другие причины оставаться в России, связанные не столько с превосходством страны, сколько с тем, что они на Западе не чувствуют себя «дома». Банкир и коллекционер Кирилл говорил, что проводит основную часть времени в Москве, хотя его семья уже давно переехала в Германию. «В Москве перед людьми с предпринимательским духом открываются большие возможности, – объяснил он. – Такого вы не найдете нигде в Европе. Здесь вы можете что-то делать и создавать даже в трудные для экономики времена». Мне было сложно представить, чтобы человек вроде Кирилла мог наслаждаться бурлящей, гедонистической и временами довольно стрессовой московской атмосферой. Аккуратный, лощеный и очень серьезный Кирилл, убежденный трезвенник, потягивал травяной чай, пока я куталась в несколько пледов, принесенных официантом, чтобы защититься от холодного ветра на крыше отеля «Хаятт».
По словам Кирилла, в Германии он страдал от того, что никто не осознавал высокого статуса, которым он пользуется в московском арт-сообществе. В Германии он так и не сумел разрушить культурные барьеры и интегрироваться в местный социум, даже несмотря на прекрасное владение языком. Он объяснил: «Понимаете, мне никогда не добиться такого же положения в немецком обществе, как здесь. И никогда не войти в такие же узкие круги, к которым я принадлежу здесь». Одна из причин в том, что Германия разделена на маленькие и целостные сегменты: Берлин, Гамбург, Мюнхен. Семья Кирилла живет в Гамбурге, где, по его словам, элитарный снобизм особенно силен. Если вы не принадлежите к одной из конкретных семей, «у вас нет шансов. У вас должны быть какие-то исторические корни», – вздохнул он. Чтобы не затосковать, ему нужно чувствовать свою значимость – и именно это дает ему московское общество. Поэтому он переложил амбиции по социальной интеграции в другие культуры на своих детей и внуков, которые, как он надеется, однажды войдут в эти элитарные круги и добьются того высокого статуса, которого не сумел достичь он. Он хочет, чтобы они «чувствовали себя как дома в любой точке планеты».
Лондон – рай для богачей
Пожалуй, самой привлекательной страной для богатых русских, как и для богачей из других уголков мира, стала Великобритания – по целому ряду причин. Вот три примера.
Во-первых, в этом государстве законодательство очень мягко относится к тем, кто приносит стране деньги, особенно большие, пусть и не всегда абсолютно чистые. Исторически государственное регулирование Великобритании всегда избегало излишнего бюрократизма и сохранило эту традицию до сегодняшнего дня[335]. К примеру, на открытие бизнеса в Соединенном Королевстве требуется всего один день, в отличие от Франции или Германии, где подобный процесс может затянуться на недели, если не на месяцы, в том числе из-за тщательных и детальных проверок. Кроме того, британцы знамениты уважением к неприкосновенности частной жизни и приватности в целом: эти понятия всегда считались и до сих пор считаются священными. А главное, местному фискальному режиму присущ ряд элементов, характерных для «налоговых гаваней»: у сверхбогатых есть много способов избежать уплаты налогов. Такое положение дел превращает Соединенное Королевство в рай для олигархов – как местных, так и приезжих.
Во-вторых, исполнительная власть в Великобритании не менее благосклонна к обладателям больших денег, чем законодательная. Даже там, где на бумаге существуют базовые правила, например в преддверии листинга компаний на фондовой бирже[336], часто нет инструментов или ресурсов для их применения. Как следствие, правоохранительные органы, проверяя источники капитала и добросовестность их владельцев, действуют крайне неэффективно и мягко, если действуют вообще (что особо наглядно при сравнении с США). Мало кто тщательно проверяет даже биографические данные потенциальных контрагентов с точки зрения происхождения их капитала, а на некомфортные аспекты часто закрывают глаза[337]. На первый взгляд, за такие низкие требования к дью дилидженс ответственны прежде всего сменявшие друг друга британские правительства последних десятилетий, очевидно, видевшие плюсы для экономики страны в создании такого «налогового рая» для богачей. Но на самом деле проблема лежит глубже: подобные практики правоприменения смогли так быстро укрепиться только из-за воздействия других факторов, таких как инертность государственных органов, некоторая некомпетентность и слабые традиции принуждения к выполнению закона.
Примером здесь может служить история так называемых «золотых виз». С конца 2000-х годов въезд в Великобританию для богачей был упрощен благодаря введению схемы выдачи виз Соединенного Королевства для инвесторов первого уровня (Tier 1). Чтобы обзавестись британской инвестиционной визой, заявитель должен был инвестировать 2,5 млн долларов в государственные облигации или в одну из утвержденных правительством отраслей. По истечении пяти лет обладатели визы могли подать заявление на постоянный вид на жительство. Те, кто инвестировал более 12 млн долларов, могли получить постоянный вид на жительство всего через два года. С начала XXI века в рядах получателей этой категории виз преобладали русские и китайцы[338]. Но в процессе выдачи таких виз был важный нюанс – период «слепой веры». Как правило, визы выдавались еще до того, как заявители открывали банковский счет в Великобритании. А именно банки отвечали за то, чтобы провести проверку, что представляют из себя эти будущие инвесторы и откуда у них появились средства. В результате «золотые визы» стали широко используемым инструментом для отмывания денег.
Если бы не неправительственная международная организация по борьбе с коррупцией Transparency International, которая активно выражала обеспокоенность ситуацией с «золотыми визами», может, никто в британской политике и не сделал бы ничего для того, чтобы изменить ситуацию. Под давлением Transparency International британское правительство изменило правила выдачи виз Tier 1. Сейчас заявители должны сначала открыть банковский счет в Великобритании и только после этого могут подать заявление на получение визы. Однако и здесь есть крайне примечательный момент: можно было ожидать, что государство введет новые правила сразу, но на самом деле произошло по-другому. О том, что новые меры вступят в силу, публично объявили за полгода до их введения в начале 2015 года. Как итог, за вторую половину 2014 года, пока еще действовал «льготный» период, количество заявителей резко выросло[339]. (Великобритания окончательно отказалась от схемы «золотых виз» в феврале 2022 года, всего за несколько дней до начала боевых действий в Украине.)
В-третьих – этот пункт несколько менее масштабный, чем первые два, но все же потенциально значимый, – закон о клевете в Великобритании, в отличие от США, однозначно защищает интересы людей с большими деньгами, а не сторонников свободы слова[340]. За последние годы в стране не раз проходили судебные процессы, инициаторами которых выступали недовольные той или иной публикацией богачи: они тащили журналистов или писателей в лондонские суды, зная, что закон, скорее всего, будет на их стороне, а также что для любых публицистов судебные издержки будут неподъемными. Причем британское законодательство печально известно тем, что в случае с делами о клевете суды рассматривают даже иски, где ни истцы, ни ответчики не имеют никакого отношения к Соединенному Королевству, – развилась целая «туристическая индустрия» по судам о клевете для сверхбогатых. Лондонские юридические фирмы не только охотно зарабатывают на таких разбирательствах, но и не брезгуют любыми мерами, вплоть до запугивания журналистов, даже если сами прекрасно знают, что для этого нет никаких легальных оснований[341].
Благодаря мягкому подходу законодательной и исполнительной властей к обращению с олигархами, а также сомнительным юридическим практикам в Соединенном Королевстве сформировалась развитая и процветающая индустрия обслуживания богачей, достигшая огромных масштабов, и не последнюю роль в этом сыграли русские деньги[342]. В распоряжении сверхбогатых всегда есть юристы, управляющие активами, агенты по недвижимости, пиар-менеджеры. Все они прекрасно понимают, как пользоваться многочисленными лазейками в британском законодательстве, чтобы предлагать клиентам все необходимые услуги: пройти все проверки, отмыть не совсем чистые счета и придать подпорченным биографиям пристойный вид, при этом оставаясь в легальном поле[343]. К тому же эти профессионалы своего дела мало кому отказывают в помощи, включая, если говорить о россиянах, самых близких друзей Путина. Среди таких был, к примеру, Аркадий Ротенберг, бывший партнер российского президента по дзюдо. Несмотря на то что он находился под санкциями США и ЕС с 2014 года, банк Barclays охотно продолжил вести с ним дела[344].
Мощные лоббистские структуры, стоящие у истоков индустрии обслуживания богатых, сделали и будут делать все возможное, чтобы в отношениях Лондона и русских олигархов всё как можно скорее вернулось на круги своя. Шансы на это есть, чему может способствовать традиционно тесное переплетение политических и бизнес-элит в британском истеблишменте. Один из примеров, связанных с русскими деньгами: в 2018 году, после отравления Скрипалей, тогдашний премьер-министр Тереза Мэй твердо заявила, что в Великобритании нет места преступникам и коррумпированным элитам[345]. Впоследствии Роману Абрамовичу, который мог похвастаться более тесными связями с британскими элитами, чем едва ли не любой другой российский олигарх, было отказано в продлении визы. Но этим громко анонсированные меры и ограничились. А новые инструменты, созданные для борьбы с коррупционными деньгами после отравления Скрипалей, оказались совершенно беззубыми. Среди них был закон об ордерах на арест имущества неустановленного происхождения. Антикоррупционные эксперты приветствовали его принятие, однако правительство не выделило ответственным органам необходимых ресурсов, чтобы те на основании этого закона могли начать реальные расследования[346]. В результате этот инструмент применялся в лучшем случае лишь несколько раз.
К тому же богачи из любой страны, которые решают обосноваться в Великобритании, быстро понимают, что британская политическая элита в некоторых аспектах коррумпирована[347]. Яркий пример: немало членов палаты лордов с удовольствием заседали в советах директоров российских компаний вплоть до 2022 года[348]. Позитивное отношение к русским деньгам затрагивает всю элиту, включая даже членов королевской семьи, как минимум второго ряда. В 2021 году в документальной программе «Разоблачения» (Dispatches) на канале Channel 4 было подробно рассказано, как в 2013 году принц Майкл Кентский постарался заманить на прием, устроенный им в саду Букингемского дворца, ведущих бизнес-игроков, обещав в разосланных приглашениях, что у них будет возможность встретиться с десятью богатейшими русскими бизнесменами[349]. Глядя на столь широкую паутину связей, неудивительно, что британские законодатели лишь в 2020-м приняли закон, аналогичный закону Магнитского, который их американские коллеги в США приняли еще в 2012-м. Остается наблюдать, разрушит ли эти тесные взаимосвязи британских элит и российского капитала текущий конфликт в Украине. Как упоминалось выше, в Соединенном Королевстве хватает влиятельных игроков, выступающих за возвращение к статус-кво.