– Я хорошо ориентируюсь в этом городе. Как бы иначе я тогда спас бы попа Гапона…

– А правда, что вы были настолько дальновидны, что прихватили с собой ножницы. Чтобы когда начался расстрел демонстрации обстричь попа для маскировки…

– Миф! Просто, у меня был швейцарский ножик. А в нем ножнички. Азохн вэй, те ножнички. Но обкорнал попа за милую душу. И привел к Максиму Горькому.

Рутенберг и Терещенко подходят к Литейному мосту. Мост разведен.

– Подождем. Немного осталось.

Они спускаются под мост. Холодно.

– А веревку чтобы повесить попа? С собой принесли, Петр Моисеевич?

– Опять миф! Шнур от занавесей сорвал. Вот на нем-то… Вы лучше расскажите, как вы обанкротили казино.

– Не поверите! Два раза! – смеется Терещенко.

– Поверю. Господь, если дает, то полной пригоршней. Если бриллиант, то самый большой. Если яхта то самая большая. Если женщина… Скажите, Миша, а девиц в шампанском купали? Ха-ха…

– Купал!

Опускаются фермы моста, Скрючившись от пронизывающего ветра два оборванца – Рутенберг и Терещенко – переходят пустой мост. Идет снег.

Петроград. Зимний дворец.

Раннее утро.

Через разбитое окно Рутенберг и Терещенко пробираются в пустой Зимний дворец.

По заснеженной лестнице они поднимаются на второй этаж. Заходят в столовую. Через разбитые окна намело снега.

Терещенко проходит вдоль стены. Дует на замерзшие руки. Отодвигает сломанные кресла. Засовывает руку в щель между панелями. Ничего. Выламывает панель.

От этого резкого движения папка скользит по балке в глубину. Падает в пыль на межэтажное перекрытие.

Но этого Терещенко и Рутенберг не видят.

Треск привлекает внимание. В столовую с ружьем в руках заглядывает старик-сторож: