Открывается дверь камеры Терещенко.

– Эй, сиделец! Баня! – объявляет надзиратель.

Петроград. Тюрьма «Кресты».

Банное отделение. День.

Голый, отощавший Терещенко получает тазик, кусок солдатского мыла. И тут в моечную запускают Рутенберга. Они радостно обнимаются.

– Такая интимная обстановка, Миша, – шутит Рутенберг. – Теперь я, как честный человек обязан на вас жениться. А пока потрите мне спину, пожалуйста.

– Я впервые в жизни украл… – шепчет Терещенко и трет спину. – Кусок газеты «Правда». Там пишут, что Учредительное собрание самораспустилось. Без каких-либо решений и постановлений. Странно.

– Оно не самораспустилось! – говорит Рутенберг. – Ленин его разогнал. А когда пошла мирная демонстрация с требованием продолжить работу Собрания… Он ее расстрелял. Из пулеметов, за которые он поставил латышей и китайцев. Да! Это то, что мы слышали во время прогулки. Тысячи жертв! В том числе, как говорит ваш Ульянов, «близкие по духу пролетарии». С Путиловско го, Обуховского, Патронного и других заводов. И ведь они шли под красными знаменами Российской социал-демократической партии! То же самое случилось в Москве. А месяц назад в Могилеве растерзан матросами генерал Духонин.

И в Украине… Ленин послал туда карательные отряды. Командует ими этот псих… Муравьев.

Терещенко рыдает.

Гулкая с битым кафелем баня. Ржавые краны. Голые герои.

В баню осторожно, оглядываясь и говоря шепотом, входит начальник тюрьмы.

– Господа, извините, к сожалению, не имею возможности с вами открыто общаться. В охрану тюрьмы включены… Сегодня эти два матросика взяли увольнительные, а комиссара я отправил за углем для кочегарки. Поэтому вот тут… Записка, Михаил Иванович, от вашей маман. И от поручика Чистякова. А вам, Петр Моисеевич, ничего нет. Я должен быть осторожен, господа. У меня большая семья. Старуха мать. Четверо детей… – добавляет, – Немцы под Нарвой, господа. Никакого им сопротивления. Идут на Петроград.[84]

– Ну, вот. Долг платежом красен. Сдаст этот мерзавец Петроград, – говорит Рутенберг.

Он поворачивается к начальнику тюрьмы:

– А вот вы, господин начальник, можете организовать нам побег? Такой классический. Мы вывезем во Францию и вас, и вашу старуху-мать и детей. И кормить вас будут и лелеять до конца дней.

– Что вы, господа. Я делаю для вас всё возможное. Питание, медицина. Смена белья вовремя. Напишите записочки, я передам. Будьте осторожны.

Начальник тюрьмы выходит, крадучись.

– Так себя нагло вести! Я боюсь, что они уже нашли мою папку, – говорит Терещенко.

– Нет! Мы же еще живы. Есть, видно, в них боязнь, что если они нас кокнут… Тогда тот, у кого мы, ха-ха, «дальновидные и мудрые», оставили документы… Его, мол, ничего не будет сдерживать и он бросит документы в оборот. Американцам. В европейскую прессу. Да и здесь сейчас в России всё-таки, я думаю, есть, кому поднять шум. Так что мы заложники. И будем живы, Миша, до тех пор пока они не найдут документы. Или что-то поменяется в их мозгах.